Страсти, искушения… Без них мир стал бы бесполым, бестелесным и безжизненным, как рай. Для мужчины страсть всегда предметна, конкретна: женщина, деньги, карты, власть… Для женщины страсть – это процесс поиска… Ей от природы дано постоянно менять устройство мира, находить его тайные грани, пружины. Мужчины защищали устройство мира как данность, сотворенную богом, обнесенную забором морали и религии. Они объявили, что женщины – «в тенетах дьявола». Ведьм сжигали на костре, потому что мужчинам-инквизиторам нужно было, чтобы женщина жила в покорности и в страхе перед неизбежностью утраты власти молодости, забыла о своем праве менять мир, данном ей природой. Они веками отучали ее слушать свое естество, запрещали слушать дьявола, заставляли слышать лишь мужчину…

– Не случайно единственное, что я люблю, так это свободу и волю, – задумчиво произнесла Полина, когда к ней бодрым шагом подошла Катька с полотенцем и мокрым купальником.

– Свободу и волю? – Катька сосредоточенно вытряхивала из тапочка камешек. – Ты воплощенное добро и лень. Ты что, меня встречать вышла?

– Катька! Нам надо что-то срочно придумать. Учредить женское общество, лучше тайное, чтобы мужчины до поры до времени ни о чем не подозревали. Болезнь же общества гораздо более глубокая и запущенная, чем просто то, что мужчины могут жить как хотят, а женщины – как им предписано. У женщины пропала свобода духа, ей и самой стало привычнее и легче жить не думая, как предписано, цепляясь за мужиков. Одни женят их на себе, чтобы у них осталось в руках хоть что-то, когда власть их молодости неизбежно закончится. Другие, причем совсем не старые, как думает Шурик, а молодые девчонки содержат мужиков, думая, что приручают их этим, а на самом деле только развращают. Молодые девчонки смотрят на нас, считая, что они никогда не станут такими, а внутри сидит страх: а если, когда они неизбежно станут именно такими, у них не будет даже того, что есть у нас? Мужики, мальчишки этот страх эксплуатируют: женщина должна быть и проституткой, и мамой одновременно. А у девчонок, которые видят, как мужики борются за власть и деньги, одна задача – оседлать какого-то из них и припасть к его статусу и деньгам. Но изменить этот бред перевернутого с ног на голову общества могут только женщины и только сообща. Не нужно мужиков ни кастрировать, ни запрещать им ездить за границу, как сегодня изощрялся в остроумии Шурик.

– Полин, куда тебя понесло? Я только искупаться успела, а ты за полчаса в такие глубины забрела, – изумилась Катька.

– Нужно тайное общество. Во-первых, потому что это сила, а во-вторых, потому что женщины должны слушать друг друга. Только так можно научиться слышать себя. Нам уже за сорок. Самое время переустраивать мир, чтобы под старость не остаться у разбитого корыта, которое нам мужчины уже уготовили, если Шурика послушать. Вот это была бы задача, достойная меня. Это могло бы, наконец, стать целью моей жизни. Цели должны быть великие, как ты не поймешь? Слава, истина, переустройство мира. А так жизнь пролетит, и останется только – прямиком в унылый рай. А где бунт и творчество? Дальше додумать не могу, но точно чувствую, что дьявол – для женщины по крайней мере – вовсе не зло…

Источник бед не так легко найти,

А и найдешь, меж пальцев он сбегает.

И.-В. Гете. «Внебрачная дочь.

Трагедия, явление 5» (1827).

Пер. Н. Вильмонта (1949)

«Был такой старый и дурацкий фильм. Первые жены собираются, страдают, ревнуют, пьют, потом находят в себе силы, мстят и побеждают… В жизни никому не отомстишь и никого не победишь… А главное – такое бездонное отчаяние, что никому и не расскажешь. Слушать сочувствие лицемерное этих баб, причитания о том, какие мужики сволочи. Никто из них уже ничего не чувствует к мужу, кроме раздражения, доходящего порой до исступления. Или безразличия. У нас все было по-другому! Конечно, в это никто из баб не верил, но все равно от зависти на стенку лезли. Зато теперь все в полном порядке. Можно меня жалеть на законном основании, причем не только за глаза, но и в глаза, что вдвойне приятно. А в душе радоваться: у них самих, оказывается, не все так плохо, у кого-то хуже. Все мужики скоты, но их-то скоты при них сидят».