И доводы неубедительные.

— А разве я бы не чувствовала хоть что-то? Симптомы там всякие — у меня их нет!

— Не всегда они чувствуются, — пояснил ректор.

— Это вы по личному опыту знаете? — съязвила я.

Он снова сощурился и перевел жесткий взгляд на министра.

— Проверь, — ответил тот. Одно слово, а мне уже совсем плохо стало. Я даже ноги в кресле поджала и вцепилась в подлокотники, всем видом давая понять, что осматривать не дамся. Совсем с ума сошли в этой своей Лахундрии!

Но ректора моя реакция только взбодрила. Точно извращенец какой-то. У меня даже мысль страшная промелькнула.

— А вы случайно драконами не увлекаетесь? — спросила я, наблюдая за тем, как он обходит стол и начинает рыться в ящиках. Ректор застыл и послал мне такой испепеляющий взгляд, что я вжалась в кресло еще больше. Кажется, нет! Не увлекается.

— Драконы у нас не водятся, — отрезал министр. — Мы ими детишек и непослушных жен пугаем.

Ящик стола с шумом захлопнулся, и директор выпрямился, окинув меня очередным садистским взглядом — теперь предвкушающим.

— Нашел! — подытожил он, а в его руке я увидела веревку. Охнула. И еще раз внимательно присмотрелась к этому лаху.

— Эсмин Вальд, а вы случаем не один из этих ста? — неуверенно спросила я.

Он напрягся максимально и сжал челюсти, явно недовольный ни вопросом, ни ответом. Опять сел на стол и требовательно протянул ладонь.

— Руку!

— А может, еще и ногу? — съязвила я. Вот он мне сразу не понравился, и ничего не могу с собой поделать.

— Можно и ногу, — меланхолично ответил министр. Он наблюдал за нами со своего кресла, подперев голову рукой. — Можем даже всю связать, засунуть кляп в рот и бросить в башню. Мы вообще много чего можем. Все зависит от твоих предпочтений, Валерия.

И бровью повел.

А я, не отрывая от него взгляда и медленно протягивая руку ректору, подумала, что министр мне тоже страх как не нравится. И вообще, ужасно у них тут. Какие-то эти лахи совсем обнаглевшие и одичавшие.

Вальд накинул веревку на мое запястье и начал затягивать замысловатый узел. Не просто бантик, а целое хитросплетение. Один раз даже запнулся, что-то тихо пробормотал себе под нос и начал сначала. А когда все же закончил, мою руку не отпустил, сжал ладонь, как в приветствии, и опять забормотал. Если честно, очень похоже на немецкий. Такой же гавкающий на слух язык. Но как я ни прислушивалась, ни слова не поняла. А скоро и прислушиваться перестала — мое внимание привлекла веревка. Она вдруг начала нагреваться и поблескивать. На белых нитях появилось голубоватое пятно, которое все росло и росло, распространяясь вдоль и окрашивая нити. Ощущения странные, но не болезненные. Мы с министром замерли, только он, вероятно, знал, чего ожидать, а я даже не представляла.

Наконец ректор перестал бормотать, и некоторое время в кабинете стояла полная тишина. Пока министр не разбавил ее громким и пылким ругательством. Причем явно по-лахусски, но я все равно по интонации догадалась.

А веревочка-то синей до конца так и не стала. И я расплылась в победной улыбке.

— Не беременна! — подытожила торжественно. А то чего бы еще эти двое сверлили меня такими страшными-престрашными взглядами?

Ректор, развязав узел и отпустив мою руку, вдруг натянуто и вовсе неискренне улыбнулся и аккуратно начал:

— Валерия!

— Да-да, — протянула я, расслабленно устроившись в кресле и сложив руки в замок. Предвкушала извинения и щедрую компенсацию. В идеале, конечно, и компенсацию получить, и девочек из неволи вызволить. Но это уже потом, дома.

— По непонятным мне причинам, — продолжил Вальд теребя в пальцах веревку, — произошла небольшая заминка.