Тем отчетливее проступили пятна гнева на его лице.

А я поймала себя на мысли, что законы законами и притеснение притеснением, но могу поспорить на свой последний золотой – этот эльф пользовался успехом у женщин. Даже сейчас, злясь, он был бы мне симпатичен. Был бы, если бы не был таким засранцем.

Мой спич – что грейдер супротив вычурной икебаны эльфячьих фраз. Такой же приземленный, лишенный подтекста и сметающий на своем пути все препоны. Суть его сводилась к тому же, что и переговоры России с Японией: «Сотрудничать будем, а в остальном… Хрен вам, а не Курилы!» В смысле поклясться я поклянусь, но на своих условиях. И, не дожидаясь согласия ушастого хмыря, четко произнесла:

– Даю зарок, что ни словами, ни рунами не расскажу о том, что капитан Рихейнэль читал мои мысли. – В этот же миг мои руки оплели голубоватые разряды магии, а рот обожгло.

Клятва была принята.

Эльф, глядя на это, лишь недовольно поджал губы, не подозревая, что лазейку в обете я себе все же оставила: никто не мешал мне если не сказать и не написать, то нарисовать процесс чтения мыслей. А вдруг сильно прижмет? Правда, как сделать это, я представляла весьма смутно. Но свято следовала заповедям бабушки Софы: всегда должен быть путь если не к отступлению, то к провалу. Под землю. В знаменитые на всю Одессу катакомбы. А там уже, в подземном лабиринте из туннелей, и отступать не придется.

– Так мы в расчете? – невинно хлопая глазками, уточнила я.

Эльфово «да», процеженное сквозь зубы, было лучшей музыкой для моих ушей.

И вроде бы все выяснили: через несколько часов, или ударов колокола, как в этом мире принято мерить время, я окажусь на земле. Отчего тогда капитан так пристально меня изучает и не уходит?

Когда я уже любовно ласкала взглядом кашу не хуже, чем муженек, отмотавший десяток лет в законном браке, – свою жинку: вроде и пресная уже, и вкус набил оскомину… А все равно, если дюже голодный, за милую душу пойдет, – капитан огорошил:

– Признаться, поначалу я думал, что вы слегка сумасшедшая. Но теперь я окончательно понял: такую умную, наглую и хитрую особу еще поискать.

– А вы умеете делать комплименты, капитан… Так тактично назвать меня крысой… – Я не договорила, а эльф, у которого еще имелись ошметки воспитания, растерялся и смущенно начал:

– Я не имел в виду…

«А вот не надо держать меня за дурочку и кипятить мне мозг, иначе ошпарю язвительностью», – зло подумала я, наслаждаясь своей мелкой местью. Ушастый меж тем понял, что над его словами просто зло посмеялись, и уже более сухо добавил:

– Я несказанно рад, что этот полет подходит к концу.

– Полностью с вами солидарна, – в тон проворковала я.

Засим мы и распрощались. Дверь закрылась, и я, приникнув ухом к скважине, услышала, как эльф заходит в соседнюю каюту.

Не теряя больше ни секунды, ринулась к своему наблюдательному пункту, словно чуя: подслушанный разговор может быть полезен. Но, увы, едва зайдя в каюту, эльф щелкнул пальцами и враз отрезал все звуки.

«Полог тишины», – прокомментировала более компетентная в таких видах пакостей крысявка. Но даже без звука картинка выходила занятной. Еще недавно умирающий сейчас проснулся. Он стоял, слегка покачиваясь, по центру каюты в одних штанах, на которых виднелись бурые пятна. Его бок радовал мир багровым уродливым рубцом с запекшейся кровью.

«Видимо, без магии не обошлось», – отстраненно подумала я, уже начиная привыкать к тому, что в этом мире многое происходит по совершенно иным законам. Хотя наверняка у любой волшбы есть свой предел. О правдивости этого умозаключения свидетельствовали и багровые пятна на простыне.