К счастью, людей поблизости не было, и никто не видел этот некрасивый эпизод. Но что делать с собственным смятением и с тем, как надрывно клокотало в груди?

Завернув за угол, я заставила себя сбавить шаг и дальше идти спокойно. Вот только ноги предательски тряслись и в голове звенело.

Значит, Коула уже отправили…

Даже взглянуть не дали.

Что ж так тошно-то.

Занятие по топографии я высидела с огромным трудом. Мысли расползались как тараканы, и все время, что преподаватель бухтел у доски, я скакала от одного воспоминания к другому. Как познакомились с Хеммери, как преодолевали препятствия, как он мне помогал, наш первый поцелуй. Потом врывались картинки: Коул в обнимку с Эмми.

Предатель! Но он не заслужил того, чтобы его отправили прочь из Весмора. Это наше с ним личное дело, наши неказистые отношения, наша неудача. При чем здесь учеба? И даже причина, которую озвучивал Райдо — мол гончую с закрепом на важное дело коротит из-за любовных переживаний — и то не казалась достойной. Справилась бы я со своими переживаниями, не сахарная.

Неприятно признавать, но Диана права. Это моя вина.

Поле топографии нас ждало практическое занятие с магистром Хейденом. Мы уже изучили все простейшие энергетические контуры, научились нащупывать их внутри собственного организма и теперь предстояло научиться находить и анализировать их у кого-то другого.

Нас в группе было всего двое, поэтому выбор не велик.

Последнее чего мне хотелось – это лапать Ника, но преподаватель был неумолим.

— Вы сколько угодно можете враждовать между собой, но в критической ситуации, когда вас будет объединять общий враг, должны будете прикрывать друг другу спины и вытаскивать.

— Мы не враждуем, — холодно отозвался Ник, — у нас нейтралитет.

Не соврал. После случая в катакомбах наши отношения изменились. Нет мы не стали закадычными друзьями, не ходили за руку и не хихикали по углам, обсуждая последние сплетни. Конечно нет. Но и прежней ненависти больше не было. Ник не мешал мне, я не мешала ему. Мы просто научились жить на одной территории и не трогали друг друга.

Оливио протянул мне раскрытую ладонь, и я без сомнения вложила свою.

— Почувствуйте тепло другого.

— У нее руки, холодные, как у лягушки.

— А у него потные.

Помириться помирились, а привычка покусывать осталась.

Магистр Хейден не обращал на наши причитания никакого внимания.

— Закройте глаза. Настройтесь.

— Слышала? Глаза закрой.

— Сам закрой.

Вот так ворча и переругиваясь, мы с трудом продирались сквозь хитросплетения чужих энергетических потоков.

У Оливио было сильное сердце, да и каналы все четкие и яркие. Жесткие, как у дровосека. Лечить и исправлять там было нечего.

— О, боги, что это за фигня, — простонал он.

— Что вы видите, адепт Оливио, — участливо поинтересовался преподаватель.

— Какая-та мешанина. Вот здесь, — указал пальцем мне на грудь, потом на голову, — и здесь.

— Адептка Найтли больна?

— Здорова, как лошадь. Но я не могу понять, что такое пульсирует…

— А это ее сердечные переживания.

— Так! — возмутилась я, выдергивая у Ника свою ладонь, — оставьте в покое мои переживания. Они никого кроме меня не касаются! Что это вообще за наглость такая.

Магистр Хейден проигнорировал мой протест и снова обратился к Оливио.

— То, что ты увидел – это душевная боль. Против нее бессильны и лекари, и все остальные. Если вдруг в бою, или в другой сложной ситуации ты нащупаешь такое – не трать силы и время. Тут не помочь. Все, что вы можете – это бороться с физической болью. Найтли, спасибо за демонстрацию.

— Я так рада, что помогла, — пробухтела с сарказмом.