Ворон мог сколько угодно улыбаться мне на людях, но в глубине души наверняка затаил обиду. Все-таки я щелкнула его по самолюбию, а для столичных магов престиж был превыше всего. Если даже меня возьмут в Академию, он устроит мне такую веселую жизнь, что идея утопиться в фонтане покажется лучшим выходом. Застонав, я потерла ноющий лоб. Что мне теперь делать? Возвращаться домой? Ну уж нет. Слишком многое было поставлено на карту. Но смогу ли я здесь учиться, даже если меня возьмут? Вспомнилось надменное лицо госпожи Скопы и ее прямая сухощавая фигура, похожая на могильный обелиск. От этих мыслей настроение упало еще ниже: интересно, ей-то я чем не угодила?

Нужно было сходить в холл, чтобы посмотреть списки всех поступивших, но я боялась. В саду было хорошо. Невдалеке на газонах маленькими группами сидели и бродили студенты. Одни кидались друг другу навстречу с радостными криками, другие угрюмо отворачивались. Наверное, это тоже были проигравшие, бедолаги вроде меня. Вдруг показалось, что среди студентов мелькнула атлетичная фигура Ворона, вся в черном – и от испуга я чуть не нырнула за бортик.

Некстати вспомнилось, что его отец считался одним из самых мстительных магов. Не дай бог это у них семейное! По слухам, Ворон-старший, работавший в одном из столичных учреждений, однажды превратил своего конкурента в каменную статую и заставил подпирать балкон в его доме. Каждое утро в течение семи лет он выходил на этот балкон с чашечкой кофе, наслаждаясь тем, что стоит ногами на шее поверженного противника. Б-р-р, та еще семейка.

Возле меня остановилась немолодая женщина – очень эффектная, черноглазая – и сочувственно покачала головой.

– Вот ты где! Еле тебя нашла.

– Э-э… Мы знакомы? – растерялась я.

От удивления я даже забыла о своих бедах. Странная незнакомка хитро мне улыбнулась и вдруг прыснула:

– Глаза разуй.

Только сейчас до меня дошло, что она была одета точно так же, как Верба сегодня утром: юбка-карандаш и нарядный голубой джемпер с искрой. И волосы – темные, вьющиеся мелким бесом – тоже были ее. Я восхищенно присвистнула:

– Мать, ну ты даешь! Инфаркт из-за тебя схвачу. Что у вас было на экзамене – зелье личины?

– Ага.

– И вы испытывали его на себе? Смело!

– Ничего страшного, мой облик вернется к вечеру.

«Зелье личины» имело большой коммерческий потенциал, особенно его молодящая версия. Чужое лицо на себя примерить нельзя (хотя, если верить газетам, некоторые кроветворцы могли и такое), но можно было подкорректировать свою внешность: состарить на несколько лет или омолодить. Приготовление этого зелья требовало скрупулезной точности и аккуратности, поэтому не удивительно, что его выбрали для экзамена. Я порадовалась за Вербу: мечтая о собственном салоне красоты, она давно выучила рецепт наизусть.

– А ты чего киснешь? – улыбнулась она. – Ты же есть в списках, я видела. Поздравляю!

Было бы с чем. Моя студенческая жизнь обещала быть насыщенной, но недолгой. Подруга продолжала болтать:

– Говорят, кто-то из ваших уделал самого Ворона. Что, неужели он правда был на экзамене? С ума сойти!

Честность обязывала меня возразить:

– Никто из нас не победил. Это была ничья.

– О! – засияла Верба. – Так это ты, что ли? Я знала! Ты еще всем покажешь! Я всегда говорила, что ты у нас уникум, еще со времен Шубожора…

– Тихо! – всполошилась я, подняв голову. – Об этом – ни слова.

В отличие от Вербы, я вовсе не гордилась тем случаем в своей практике.

– Смотри, вон Мьюла идет, – добавила я, чтобы переключить внимание подруги на более безопасную тему.