- Ой, а можно мне… - я пощелкала пальцами, глядя на печку. – Как вы там сказали?

- … щи томленые, яблоки печеные в меду моченые, - вкусно продолжала печка

- Вот! Все это и здесь? – с надеждой спросила я, поглядывая на скатерть. Может, ее перевернуть? Ой! Там она еще страшнее! 

- Эти… как его… моченые! Их обязательно! – припоминала я, готовая съесть даже слона. Но с кетчупом. – Вы там говорили еще что-то… Можете повторить?

Печка молчала. Зато скатерть воинственно дыбилась.

- Слышь, трупёрда, а ну пошла вон отсюда! Сама возьми да приготовь! Тоже мне печная ездова выискалась! Ручки марать не хочет, лентяйка! Мало того, что лентяйка, так еще и захухря! – возмущалась скатерть, волнуясь, как море.

- Сами вы захухря! – обиделась я, глядя на пятна.

-  Я – самобранка!  Бранка! От слова «брань!». А не вынь да положь! Ручки есть? Иди, готовь! – визжала скатерть. – А то вон  какая мухоблудь выросла! В руках мухи женихаются!

Словарный запас пополнялся со скоростью одно слово в секунду.

- Чего притихла, трупёрда? – гадко спросила скатерть.

- Кирпичи откладываю, - честно ответила я. – На новый дом, чтобы жить отдельно!

- Ась, ась? – переспросила скатерть, воинственно шевеля запутанной бахромой.

- Ладно, - вздохнула я, решив немного посидеть на диете. В горнице было достаточно места. В дальнем конце была лежанка, возле печки скамья. Рядом со скамьей торчала палка, а на ней была намотана шерсть.

- Хобяка ты, - выплюнула скатерть. 

- Сами вы… хобяка! Да еще какая! – устало огрызнулась я, определенно чувствуя, что это что-то плохое.  

-  Руки просто у тебя не оттуда растут! Поэтому и хобяка! - проворчала скатерть. 

- Если y вас руки не оттуда растут - значит, это ноги! - ответила я. Да я хозяйственней, чем хозяйственное мыло!  – Есть давай! Что есть?

Я перевернула ее, глядя на двух застиранных лебедей.

- А что надобно, хобяка? – сварливо заметила скатерть.

- Итак, я хочу суши! – усмехнулась я, глядя на то с каким-подозрением правый лебедь смотрит на левого. Как будто бы усомнился в лебединой верности!

- Суши? Кого суши? – спросила скатерть, ничуть не изменившись.

- Суши, сушки, роллы! – перечисляла я, не особо надеясь на успех.

- Тебе с чем, трупёрда? – недовольно спросила скатерть.

- Ммм… С васаби! С горчицей такой зелененькой, - пояснила я, закусив губу. – И палочки, если можно!

- На тебе твои сушки! На тебе твою горчицу!  И палки держи!

На лебедях появилась связка сушек и банка с горчицей. А сверху палки.

-  Вот лишь бы не готовить! Чужеядка! Грызи, бобер! – сплюнула скатерть. Я взяла связку сушек и попыталась снять одну. Так, мне срочно нужен молоток!

- Ыыых! – ломала я сушку в руках. Послышался хруст победы. Шла десятая минута поединок. Кто кого! Мои зубы – сушки. Или сушки – зубы! Пока что побеждали зубы.  Со счетом один - пять!

- Ну что ж, моя дорогая! – усмехнулась я, снимая скатерть со стола и расстилая ее на полу вместо ковра.

- Ты что творишь, трупёрда! – возмутилась скатерть.

- Поздравляю! Ты теперь ковер – самолет! – усмехнулась я, вставая на нее босыми ногами.

- Вот молодежь пошла! – возмущалась скатерть, воинственно шевелясь.  – Это раньше вставали с петухами!

- Вот так всегда! Ложишься вроде бы с добрыми молодцами, а встаешь с петухами!  - вздохнула я, снимая с себя рубаху и разворачивая чистую.

- Ба! – воскликнула скатерть снизу. – Да у нее кожа до кости! Иди сюда, горе! Сейчас накормлю! Эй, трупёрда? Я к кому обращаюсь? Клади меня на стол обратно! А то никто не позариться! Давай, пока не съешь, никуды не пойдешь!

Я положила скатерть на стол, а на ней появилось столько еды, что можно накормить тридцать три богатыря.