— Дааа, — услышал я удовлетворённое, жаждущее в голове, и снова красная пелена безумной жажды и голода.

Я видел сквозь неё, как мои руки ломали шею, рвали ее, впивались клыки в кожу, выпивая досуха. Один, пять, двадцать, тридцать семь, уже не допиваю, впрыскиваю свой яд с клыков, обездвиживая, и делаю пару десятков глотков. Мало для того, чтоб убить, но вот ослабить, это пожалуй возможно. Пятьдесят, семьдесят. Войны кончаются, от меня бегут с дикими воплями о дьяволе и исчадье Ада. В горле кровавый ком. Я чувствую ее запах повсюду. На моем теле, руках, языке.

Везде сладость, витают в воздухе металлические частички крови, оседая на кончике языка при вдохе через рот. Истинные приводят в себя Оксану, занимаются лечением раненых, но не смотрят на меня. Я повернулся к ним и, сделав шаг, моя нога увязла в кровавой луже. Я опустил взгляд и замер, увидев своё отражение в кровавой луже, посреди запачканного красным снега. Чудовище... длинные клыки и когти, порванный серебристый пиджак в разводах гранатового сока. Все губы и подбородок в крови, стекающей до сих пор по моей шее на когда-то белоснежную рубашку с серебристыми вензелями. Я ужасен... Отвернувшись, я зачерпнул горсть снега кровавыми пальцами и растер мягкий и холодный пух по лицу и губам. Я остервенело втирал уже красный комок, пытаясь хоть немного отмыться. Горячие слёзы потекли по щекам, смешиваясь с ледяным куском воды и чьей-то кровью на моих руках. О богиня... за что ты создала меня таким чудовищем…

— Артур.

Этот голос, еле слышный, скорее сип, нежели звук. Я дернулся и замер, не хочу поворачиваться, не хочу, чтоб моя айне видела меня в таком виде. Не хочу, чтоб моя любимая меня боялась....

Я замер, сжав в руках снежный комочек, стиснув зубы и зажмурив глаза. Спину держал как можно ровнее, это мне обязательно поможет справиться со всем...

— Артур, подойди.

Снова мое имя из ее уст, будто не просто шепчет, будто поёт. Будто песня ветра шепчет. Я глубоко вдохнул и резко повернулся, ловя ее взгляд на себе и высматривая в нем... что? Омерзение? Боязнь? Но там не было ничего и отдаленно похожего на подобные чувства. Там была любовь и благодарность. Она еле заметно приподняла краешек бледных губ в подобии улыбки и протянула ко мне трясущиеся от слабости руки.

Я рванул с места, преодолевая несчастные десять метров, и упал на колени возле неё, подставляя свою щеку под тонкие пальчики, в надежде почувствовать ее тепло и ласку.

— Моя айне...

Я прикрыл глаза, чувствуя трепетное касание моей скулы подушечками пальцев, перескочивших на шею и притянувших меня к груди. Вдохнул ее аромат и растворился. Меня просто не стало в ее ласке и любви. Как это... невозможно приятно знать, что кто-то во всех мирах может испытывать такие сильные чувства к такому монстру, как я.

— Спасибо, Ар.

Она ласково сократила мое имя, отчего по коже прошлась волна колючих мурашек, будоража мою кровь.

— Спасибо, что спас меня.

— Это тебе спасибо, что спасла меня, моя айне.

Оксана улыбнулась белоснежной улыбкой, но уже более широкой и напитанной жизнью.

— Поразительно, как ты быстро восстанавливаешься.

— Это вы мне помогаете.

Она обвела взглядом всех своих мужей, которые так или иначе пытались приникнуть к ней, касаться ног, рук, узких плеч или тоненькой спины.

— Ваша сила вливается в меня, и я выпила эликсир свящённых цветов. Хотя не знала, как это скажется на тебе. Поэтому прости меня за такую самовольность.

Она перевела взгляд за мою спину, на когда-то ещё живых и дышащих оборотней всех мастей, которые сейчас лежали местами высушенными, местами окровавленными, сломанными трупами-куклами.