– Это он сам себя так. Не переживай.

Я подняла с пола пустую бутылку с чем-то явно незаконным на дне.

– Он пьян? – Верни спросил очевидное, а я принюхалась к горлышку. Воняло забродившими ягодами и блевотиной. Такое захочешь не найдёшь, только если самостоятельно сварить такой компот и забыть о нём лет на десять-двадцать. Омерзительно!

– Мертвецки. Приведи кто-то на помощь, нельзя его так оставлять.

– А вы, мисс Рид? Он не опасен?

– Сейчас он только себе опасен, не переживай, я посижу с ним.

Верни не стал меня уговаривать, ему явно хотелось поскорее покинуть склеп и вернуться в тёплый особняк. Фонарик он прихватил с собой, я же осталась в кромешной темноте рядом с бухим психом. Где-то наверху с визгом сорвался с места гольф-кар. Кэмпбелл то ещё сыкло. Моя сестра вряд ли с ним мутила.

От всей это ситуации мне стало ужасно смешно, слишком уж всё это сейчас мне напоминало одну печальную пьесу. У меня есть нож, напротив сидит бездыханное тело, добровольно налакавшееся натуральной отравы. Встряхнула пустой бутылкой и торжественно произнесла:

– О жадный! Выпил всё и не оставил

Ни капли милосердной мне на помощь!*

Шон вымученно заржал. О! Живой.

– Дальше по сюжету ты меня целуешь в ещё тёплые уста, – пробормотал он, не открывая глаз.

– Не дождёшься, Торнхарт. Хватит с тебя поцелуев.

– Обиделась? – спросил он, словно ему было какое-то дело до моих чувств после сегодняшнего.

– Думала, что обиделась. Мечтала прирезать тебя при встрече.

– Так прирежь, – он ткнул себя пальцем в сердце. – Вот сюда. Смелее. Бей!

– По канону ты должен трусливо отравиться, а кинжалом я заколю себя, – отшутилась, лишь бы немного разрядить обстановку.

– По какому такому канону? Чего ты себе там напридумывала, мисс Копия?

Он продолжает себя вести как последний мудак. Надо было вместе с Верни поехать, просто сказать слугам, что в склепе дрыхнет какой-то забулдыга и пойти спокойно спать. Может быть, мне присниться мой Шу. И он бы точно приснился мне, если бы не этот пожиратель снов по имени Шон, пробравшийся ко мне в спальню. Попыталась встать, но он слишком ловко для своего нынешнего состояния поймал меня за руку.

– Останься.

В этой просьбе было столько боли и мольбы, что я решила дать ему ещё один шанс:

– Назови хотя бы одну причину!

– Я шикарно целуюсь.

Хмыкнула.

– Ты льстишь себе.

Он ничего не ответил, и в склепе на какое-то время вновь стало тихо. У меня было столько вопросов к Шону. Откуда он знает про моего Шу, кто такие Джезабель Мисткросс и Лиам Эшрейвен, что было в письме моей сестры, адресованном Вернону Кемпбеллу. Мучилась ли она перед смертью, говорила ли обо мне. Но вместо этого я спросила самое тупое, что только можно было:

– А Ви. Ей нравилось, как ты целуешься?

Шон как-то горько усмехнулся.

– Мы никогда не целовались с ней в привычном для людей понимании. Но, наверное, нравилось. У меня не было возможности спросить.

– Что это ещё значит? Бредишь, Торнхарт?

– Ты всё равно не поймёшь. Ты не она. Ты не моя Ви.

Да-да я помню. Я жалкая подделка. И всё же что ещё за "привычное для людей понимание"?

– Знаешь, Торнхарт, – зло начала я. – У меня тоже был кое-кто, с кем мне нравилось целоваться, – я достала из кармана оторванную голову моего Шу, у которого теперь ещё и глаз-пуговичка повис на нитке. – А ты взял и порвал его. Что скажешь в своё оправдание?

Но Шон уже не слушал меня, и угрызения совести его не мучили, он уткнулся мне в плечо и просто уснул.

___________

*Ромео и Джульетта, Уильям Шекспир

Виви

Судя по лицу, у бабушки было очень много вопросов к моему ночному приключению, а мы даже не обсудили с Верноном нашу общую версию. Хотя какой смысл, Авелин своей магией заставит парня выложить все. Даже то, чего он сам не знает и не помнит. Вопрос времени, когда она догадается, что во мне тоже живёт фамильная магия. Тогда ба меня точно не отпустит от себя ни на шаг и отправит в элитную школу для элитных уродцев. А мне нравится моя.