Мне было шесть, когда это случилось. Уже тогда я чувствовала себя взрослее и ответственнее своих сверстников. Мне хотелось во всем помогать отцу и маме. Однажды подставила к плите маленькую неустойчивую скамейку, чтобы снять бурлящую воду с огня. Всего миг. Одно неосторожное движение, скамейка качнулась, а я упала, и кипяток расплескался из кастрюли мне на ноги. От боли я мгновенно потеряла сознание, но я кричала внутри, где-то в кромешной темноте, где я оказалась заперта. Я слышала лишь свой надрывный плач, пока мир не пошёл трещинами, а черный купол над головой не начал крошиться, обнажая странное фиолетовое небо и неподвижные розовые облака. Надо мной качались голые ветви деревьев, которые просто не могли существовать в реальности. Их корни парили в воздухе, и прямо на них наливались оранжевые плоды, разноцветные листья покрывали стволы и колыхались словно сотни маленьких бабочек.

Я снова завопила от боли, и листья встрепенулись и разлетелись бабочками. А затем на мой крик пришёл Он. Не знаю его имени до сих. Я назвала его Шу, потому что это первое и единственное, что я услышала от него. Он поднес палец к губам, стянутым черной нитью, и издал короткое:

– Шшш.

У Шу были черные глаза-дыры, которые словно поглощали весь свет этого мира. Тёмно-синие волосы падали на невозмутимое лицо. Болезненно вспухшие губы как у мертвеца, из одежды драные лохмотья в заплатках. Но самым необычным было его сердце. Оно билось прямо у него под кожей, и я видела эту пульсацию и безумно хотела прикоснуться.

Шу не отпрянул. Позволил мне это сделать. И я впитывала каждое биение этого обнажённого сердца, а он в этот самый миг забирал мою боль.

Мир снова задрожал. Фиолетовое небо начало пропускать яркий свет, и он тысячами ножей резал пространство, грозя вот-вот уничтожить это странное место и забрать у меня нового друга.

Не хочу. Хочу остаться здесь. Хочу попробовать те оранжевые плоды, распугивать листья с деревьев. Хочу обрезать нити на губах у Шу и заставить его улыбаться.

– Я вернусь. Слышишь?

Он кивнул, а я очнулась в больничной палате.

– Ты так напугала нас, милая! – сказал отец, когда я открыла глаза

Давно не видела вокруг себя такой толпы. Вианор дремала рядом, положив голову на мою койку. Бабушка ругалась с мамой в коридоре и грозила лишить её родительских прав при помощи армии своих адвокатов. А я лишь спросила со слезами на глазах:

– Где мой Шу?

Когда меня выписали, первое, что я сделала это, смастерила нелепую игрушку. Каждый день я ложилась спать, обнимая того, кто забрал мою боль, и каждую ночь я переносилась в мир под фиолетовым небом. Оранжевые плоды были горько-сладкими, листья-бабочки со временем привыкли ко мне и перестали разлетаться. Сама я тоже изменилась. Моя кожа стала нежно зелёной, волосы превратились в розовые лепестки. На теле начали расти гибкие шипы. Однажды я оторвала один и потянулась им к губам Шу, чтобы перерезать наконец его нити. Но он не позволил мне. Привычно покачал головой.

– Тогда разреши хотя бы поцеловать тебя!

Эта просьба вызвала легкое недоумение в его непроницаемых глазах. Этого секундного замешательства мне хватило, чтобы коснуться своими губами его. Он тяжело сглотнул, а его неистово бьющееся сердце было красноречивее любых слов.

Нужно ли говорить, что настоящего парня у меня не было никогда. Как-то я пыталась начать отношения с довольно симпатичным одноклассником. Но когда у нас дошло до поцелуев, я осознала, что ему явно не хватает нитки, которая зашила бы ему рот. Потому что он чуть не сожрал меня, и это было отвратительно, как и его длинный язык. В жизни не чувствовала себя хуже. Рассказала об этом Шу следующей же ночью. Кажется, он посмеялся. По крайней мере его плечи характерно подрагивали. А потом он поцеловал меня, как я люблю. Поклялась в тот же миг, что в жизни больше не буду целоваться ни с кем кроме него. А он лишь потрепал меня по волосам и прижал к своему уязвимому сердцу.