Я даже вспотела. Что я натворила? Всхлипнула. Точно отчислит. Я ничего не докажу. А еще так не хотелось, чтобы ректор обо мне плохо думал. Я не такая! Слова сами вырвались:

— Это не я! Это всё драконица. Я ее не контролирую, — старалась сдержать слезы.

Ректор выдернул руку из-под корсета, отшатнулся. При этом из моего кармана выпал приказ об отчислении. Под ткань пробрался холодок, пробежался по спине.

Он наклонился. Поднял. Медленно развернул. Очень медленно. О, нет…

— Вы, оказывается, воровка, — новое обвинение.

Справедливое, между прочим. Ответить было нечего. Так и уставилась на злосчастную бумажку в его руках. А эти руки вдруг разорвали приказ на мелкие кусочки, бросили передо мной –клочки разлетелись красивым салютом, осели на пол, сквозняк раздул в разные стороны. Один клочок попал в пламя свечи –вспыхнул и моментально превратился в пепел. Было бы красиво, если бы не было так страшно.

— Ваше воровство ничего бы не изменило, если бы я, действительно, решил вас отчислить.

Я понимала. Но, он только заступил в должность. И у него столько дел… А тут я. Подумаешь, может и забыл бы. Если бы не маячила перед глазами. Но я снова попалась. И не просто попалась, а снова набросилась на ректора. Снова драконица проявилась в неконтролируемой трансформации.

Только и смогла переспросить, ни жива, ни мертва:

— Так вы не будете меня отчислять?

Ректор склонил голову к плечу, уставился мне на грудь. Смазанным движением оказался снова передо мной и рванул за шнурок, срывая фамильный кулон. В этот раз порвал шнурок и снова глаза загорелись фиолетовым светом. Нет, мне это, определенно, не кажется. В темноте фиолетовый блеск отчетливо видно.

Несдержанно выругался. Разозлился еще больше и как щелкнет пальцами, а с пола взметнулись клочки порванного приказа, закружились небольшим вихрем и полетели к ректору, сложились в целую бумажку у него в руке. Лишь с краешка виднелось обугленное пятнышко –наверное, тот клочок, который сгорел от свечи.

— Что за самодурство? Что за самовольное поведение, студентка, Корвейн?

Ректор размахивал приказом, вызывая панику.

— Этот кулон ломает вашу ауру. Я же забрал его у вас.

— Это фамильный кулон, — прошептала еле слышно.

Папа надел мне его еще в детстве. Он знал?

— Этот кулон вызывает бесконтрольные трансформации, студентка Ковейн!

Ректор Луцер свернул свиток в трубочку. Я проводила печальным взглядом приказ, который скрылся в кармане камзола.

— Я не потерплю нарушение дисциплины в Академии.

— Отчислите? — обреченно уставилась на карман.

Всё размазалось перед глазами из-за скопившихся слёз.

Ректор погладил карман камзола с приказом.

— Дам еще шанс. Понаблюдаю за вашим поведением.

Я совсем страх потеряла:

— И кулон вернете? Это папин. Он мне дорог.

Ректор очень медленно выдохнул. Вдохнул. Еще раз выдохнул и заговорил:

— Как давно вы носите кулон?

— С детства. Сколько себя помню, — потерла под шеей. Там было непривычно пусто. — Отец не мог желать мне зла.

Ректор задумчиво вертел украшение.

— Мы понаблюдаем за вашей аурой без кулона. Пока оставлю его себе, поизучаю. — Снова нахмурился и посмотрел в упор. — Беру вас под личный контроль. Придете ко мне завтра ночью. Одна. Посмотрим, что можно сделать.

Ночью. Одна… К нему.

— Посмотрим, что можно сделать с моим отчислением? — вырвался неудобный вопрос.

Какое поведение он от меня ожидает? Оральные ласки? Внутри снова все перевернулось, тошнота подкатила к горлу, а перед глазами замаячило то, что было у Асгара в штанах, вернее, как раз без штанов. Нехилый такой, огромный… А у ректора не получилось толком рассмотреть на поле.