И вот Франц Лаэн стоит передо мной, он гораздо выше меня, и вблизи кажется более внушительным и весомым. Я вижу мельчайшие морщинки на его коже, заметные только вот так, лицом к лицу, словно это потрескавшаяся фарфоровая маска. Его ладонь, сухая и теплая, касается моих губ отстраненным безучастным жестом – ничего нового или особенного в себе я не чувствую, разве что сознание проясняется. Я кошусь на Ларса, тот стоит, вытянувшись в струну и смотрит куда-то вперед. Наконец, ректор снова выходит перед нами.

- В Академии мы приветствуем друг друга так, - он склонил голову и приложил ладонь к своим губам уже знакомым жестом. – А прощаемся так,- он нарисовал рукой некое подобие треугольника в воздухе. – Молчание, внимание, смирение. Завтра ровно в шесть утра согласно вашему расписанию вы собираетесь на площади в удобной для физических нагрузок одежде – каждый день будет начинаться с тренировки тела. Всего доброго.

Он рисует в воздухе треугольник: молчание, внимание, смирение, - и уходит.

Мы стоим, растерянные.

- И что это было? – хочу спросить я.

Хочу, но не могу.

Воздух заходит в легкие и выходит из них. Губы, нёбо, язык – я провожу им по деснам, по альвеолам, - все работает, все на месте, как надо. Нет звука.

«Не дрейфь, я-то по-прежнему могу с тобой разговаривать»

Слабое утешение. Зря они думают, что молчание помогает освободиться от мыслей – невыпущенные, запертые мысли напоминают полчища гудящих мух.

***

Следующие двадцать четыре дня пролетели незаметно, - хотела бы я сказать. Хотела бы, но не скажу, потому что это была вечность. Мучительная, ноющая загноившейся раной вечность.

«Какой пафос, можно подумать!»

«Заткнись»

«Если еще и я заткнусь, кто будет озвучивать твои будни?!»

В тот день адепты немо разошлись с площади, как ожившие напуганные куклы. Мы с Ларсом прошли в свою комнату и попытались переписываться, но это быстро нам надоело. Оказалось вдруг, что занять себя до обеда совершенно нечем, и мы пошли бродить по территории Академии. В конце концов, дорогу теперь не спросишь.

Рядом с корпусом общежития для мальчиков – где нас и поселили, стояло точно такое же здание, по всей видимости, жилой корпус для девочек.

«Зайдем посмотреть, что ты потеряла?»

«Да с какой стати?!»

На башне общежития девочек обнаружились огромные часы. Большие металлические стрелки двигались абсолютно бесшумно. Я засмотрелась на них, потому что часы видела только в городе, и Ларс потянул меня за рукав. За центральной площадью начинался лес, густой, темный. Мощеная дорога неожиданно закончилась. Однако никакого забора не наблюдалось, из чего я сделала вывод, что лес принадлежал территории Академии. А раз так, почему бы там не прогуляться?

Мы с Ларсом смотрим друг на друга за неимением других способов взаимодействия. Я подняла валяющуюся ветку и нарисовала стрелку, ведущую в лес, а рядом с ней – вопросительный знак. Парень кивнул, и мы пошли вдоль густых зарослей колючего и непривычно высокого шиповника, в поисках какой-нибудь тропинки. Однако тропинки не наблюдалось. Создавалось ощущение, что лес обнесен живым забором, словно замок из сказки о спящей королевне, погруженной в магический сон.

«А может, просто не надо лезть туда, куда тебя не звали?»

«Странное замечание, совсем на тебя непохожее. По мне так, это вызов. Можно прийти сюда с ножом и…»

«И уйти без головы»

«Если бы ходить сюда было запрещено, ректор или кто-то из них об этом бы сказали»

«Если бы они хотели, чтобы вы сюда ходили, они бы сказали, что это запрещено»

Что ж, резонно. И все же…