Пока в моей голове бесновались всполошенные мысли, Второй голос Академии завершил свою речь советом в случае каких-либо проблем в целом обращаться непосредственно у нему, а в случае проблем со здоровьем – в целительское крыло, располагавшееся в дальнем северном отсеке территории Академии.

«Ага, ага, чтобы, значит, сломать ногу и подольше ползти»

После этого уважаемый сэр Алахетин отступил, уступая место профессору Сейкен.

Женщина откинула капюшон с лица, бледного, как у упыря, с бесцветными губами и щеками, и при этом ровными, правильными чертами, как у нераскрашенной глиняной куклы. Пышные каштановые пряди еще больше подчеркивали ее бледность. Трудно было определить ее возраст - тридцать? сорок? пятьдесят? Все может быть.

- Приветствую вас, адепты, - голос ее, такой же одноцветный, как и лицо, одновременно и раздражал, и завораживал. – Я глава факультета жизни Адриана Сейкен.

«Ну надо же, факультет жизни, а выглядит так, словно ее только что из могилы выкопали»

«Погоди, какой еще факультет жизни?»

«Ты меня спрашиваешь?»

- Помимо тех сфер, что всегда изучали маги – целительство, защита, владение стихиями, трансформация и телекинез, наша Академия исконно занималась главным. Что есть главное, адепты?

Адепты дружно затрепетали, наконец, один из юношей – кажется, тот, с кем мы вместе искали центральную площадь, - высказался:

- Жизнь?

- Жизнь, - кивнула профессор Снейкен. - Жизнь и смерть.

«Надеюсь, это не то, что я думаю?», - мне не с кем было поделиться, кроме как с внутренним голосом.

«Надеюсь, ты вообще хоть иногда думаешь», - нервно огрызнулся тот.

- Мы будем заниматься некромантией? – кажется, этот вопрос задала девушка.

- Мы будем заниматься многим, - все так же одноцветно проговорила профессор Сейкен. – Главой факультета смерти является профессор Джордас Элфант, к сожалению, он немного опаздывает. Я думаю, он представит вам свою точку зрения, однако, на мой взгляд, жизнь наиболее удивительная и, как это ни парадоксально, наименее изученная форма существования материи.

- Вы можете возвращать жизнь? – новый голос, на сей раз непонятно, мужской или женский.

- К этому вопросу мы непременно вернемся, - леди усмехается бесцветными губами. Вдруг она просовывает тонкую руку под складки тяжелого плотного плаща и извлекает на свет черную птицу размером чуть больше ее ладони. Ворон? Вороненок.

Птица чуть взмахнула крыльями, словно пытаясь удержать равновесие, и осталась сидеть на ладони женщины.

- Саму по себе жизнь вернуть не трудно, - женщина поглаживает птицу по черной, блестящей спинке. – Весь вопрос в том, что это будет за жизнь? И чья?

Каким-то молниеносным выверенным жестом профессор Сейкен ухватила птицу за голову и свернула ей шею. Мне показалось, что в моментально наступившей тишине я услышала тихий и мерзкий хруст ломаемых косточек, хотя этого, конечно, быть не могло. Профессор подбросила на ладони черное безвольное тельце.

- Лишить жизни кого бы то ни было – проще простого. А вернуть? Излечить? Чем меньше тело, чем примитивней рассудок и, если хотите, душа, чем меньше времени прошло с момента смерти - тем легче и быстрее вернуть беглянку.

Леди Сейкен подняла птицу за одного крыло, словно демонстрируя беспомощную вялость несчастного существа. Сложила ладони «лодочкой», поднося убиенную ко рту («неужто воскрешающий поцелуй?!» - внутренний голос, как всегда, скрывает свое беспокойство за сарказмом), прикрыла глаза, что-то беззвучно шевеля губами и словно легонько дуя на черные перышки.

Мне вдруг стало холодно, будто по коже пробежались крошечные ледяные лапки неведомого существа. Холодно и бесконечно тоскливо. Против воли я представила огонь – наиболее родственную, если верить Гриэле, мне стихию. Мороз стал отступать, неохотно, словно отгоняемый угрожающим видом ружья голодный угрюмый волк. Я опустила горящее внутренним жаром лицо и увидела легкие прозрачные всполохи пламени на руках, вокруг запястий, между пальцев, словно я комкала прозрачную огненной раскраски ткань.