- Да ты не бойся, девка, старый солдат не обидит. Ты ж дите еще совсем. Э-эх! – и вздохнул тяжко.

Руки его были в морщинах и пигментных пятнах, кожа казалась пергаментной, пальцы – узловатыми, но работали ловко.

Размотав тряпицу, отбросил ее в сторону, снял веточки, наложенные вчера, и приладил выструганный лубок, удобно расположив в нем пятку.

- Ишь ты, как ноги-то сбила! – поцокал он языком при виде кровавых мозолей на стопах девушки, а потом поднялся, дошел до крепко сбитого шкафа, отворил скрипнувшую протяжно дверцу и добыл склянку из темного стекла с широким горлышком, запечатанную большой деревянной пробкой.

Аише поморщилась – после снятия крышки аромат поплыл по горнице ужасающий.

- Это тебе вмиг поможет! – объяснил дед, вновь опускаясь на корточки у ее ног. – Надо смазать. Оно и отек снимет, и боль, и раны заживит. Это я у знахарки выменял, она изредка приезжает на ярмарку. Старая уже, как я, а все коптит! – и засмеялся с хрипотцой, успевая за разговором ловко обмазать ногу девушки, вновь надеть лубок, перемотать чистыми льняными полосками ткани, при этом ни разу не причинив боль.

Аише даже расслабилась, откинувшись на спинку стула, и вздохнула.

- Дедушка, совестно мне, - сказала она. Наконец. – Ты мне помогаешь, а я отплатить ничем не могу, даже в горнице прибрать.

- А и не надо, - весело отозвался Лукьян. – Ты, девка, давай-ка поправляйся быстрее, а то, неровен час, я помру, останешься одна тут куковать. Зима скоро, надо тебе обувку и одежонку справить, голая ж почти. Ээх, как только девок-то обижать таких?!

Упершись рукой в свое колено, дед поднялся, кряхтя, запечатал склянку с пахучей мазью, а потом доковылял до шкафа и водрузил ее на место.

- Рысь-то твоя тоже не померла, - заметил он, оглянувшись. – Живучая оказалась. Лежит в сараюшке, рычит. Будешь ходить за ней сама? Мне-то не справиться. Да и ты как с больной ногой? Не тяпнула бы тебя.

- Пойду к ней, - отозвалась Аише со вздохом. – Жалко животину.

- Ишь ты, жааалко! – засмеялся дед. – Лицо-то тебе как попортила. Ну да ничего, с лица воду не пить. Шрамы-то будут, конечно. Я вчера, пока ты спала, все смазал, но, однако, мало поможет.

- Да что лицо, - Аише вздохнула. – Я, наверное, тоже тут буду с тобой, коли не прогонишь, долго. Домой вернуться – беду накликать, не защитит никто. А так – император когда еще успокоится. Сколько девушек в мире, пока всех просмотрит, уже постареть успею.

- Ой, не зарекалась бы ты, девонька, - дед вздохнул. – Жизнь-то длинная. Ступай к рыси, вода там в ведре стоит, напои ее, а мяса я позже принесу. Поставил силки на зайца, проверю к вечеру, да накормим обидчицу.

Аише поднялась, подхватила палку-костыль и похромала в сараюшку.

Рысь лежала на соломе, при виде посетительницы подняла голову и зарычала, смешно  распушив усы и приподняв верхнюю губу.

- Ну-ну, - успокаивающе заворковала девушка. – Я к тебе с добрыми намерениями. Ушиблась? Дай, посмотрю.

Опустившись на колени, поползла к большой кошке, настороженно следившей за ней своими большими желтыми глазами. Та прижала уши, оскалилась, отпрянула, сжавшись в комок. Лапа ее, что была сломана и с торчавшей костью, оказалась заботливо перебинтована и закована в такой же лубок, как у самой Аише.

- Мы с тобой подружки по несчастью, - грустно пошутила девушка, протянув руку и коснувшись мягкой шерсти кончиками пальцев.

Рысь замолчала. Бока ее вздымались, взгляд был направлен в сторону девушки.

- Поесть пока нечего, - сокрушенно цокнула языком Аише. – Дед Лукьян обещал зайца к вечеру, я тебе принесу непременно. Будешь пить?