Не осквернился скорбный дух.
Осень 1917, Петроград
* * *
На разведенном мосту
В день, ставший праздником ныне,
Кончилась юность моя.
1917–1919

25 октября 1917 года Анна Андреевна бродила по Петрограду и почти оторопела, выйдя к Неве: среди бела дня были разведены мосты. Только на следующее утро знающие люди объяснили ей, что это сделали большевики по приказу Ленина, дабы не дать войскам Временного правительства задушить пролетарскую революцию. Впрочем, Ахматовой в том октябре было не до политики. Она была совсем одна в переставшем быть своим городе. Анреп уехал. Гумилев – за границей. Обещал весной вызвать ее в Париж и как в воду канул… Сын со свекровью в Бежецке. Родные – где-то в Крыму, отрезанном от Центральной России революционным хаосом, и живы ли – неизвестно. Ни денег, ни крыши над головой… Приютили подруги: Валечка Тюльпанова, теперь мадам Срезневская, да Ольга Судейкина, точнее, их оборотистые мужчины; особенно старался Оленькин экс-муж – композитор Артур Лурье, он когда-то, еще во времена «Бродячей собаки» был сильно неравнодушен к жене Гумилева.

Лидия Гинзбург. «Из рассказов Ахматовой»

«Когда Анна Андреевна жила с Ольгой Судейкиной, хозяйство их вела восьмидесятилетняя бабка; при бабке имелась племянница. А. А. как-то сказала ей: “Знаете, не совсем удобно, что вы каждый раз возвращаетесь в два часа ночи”. – “Ну, Анна Андреевна, – сказала племянница бабки, – вы в своем роде, и я в своем роде…”

А бабка все огорчалась, что у хозяек нет денег: “Ольга Афанасьевна нисколько не зарабатывает. Анна Андреевна жужжала раньше, а теперь не жужжит. Распустит волосы и ходит, как олень… И первоученые от нее уходят такие печальные, такие печальные – как я им пальто подаю”.

Первоучеными бабка называла начинающих поэтов, а жужжать – означало сочинять стихи.

В самом деле, Ахматова записывала стихи уже до известной степени сложившиеся, а до этого она долго ходила по комнате и бормотала (жужжала)».

* * *
И вот одна осталась я
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
И песней я не скличу вас,
Слезами не верну.
Но вечером в печальный час
В молитве помяну.
Настигнут смертною стрелой,
Один из вас упал,
И черным вороном другой,
Меня целуя, стал.
Но так бывает: раз в году,
Когда растает лед,
В Екатеринином саду
Стою у чистых вод
И слышу плеск широких крыл
Над гладью голубой.
Не знаю, кто окно раскрыл
В темнице гробовой.
Конец 1917

Младший брат Ахматовой окончил столичный Морской корпус в 1916 году и сразу же был отправлен в Констанцу, на румынский фронт. Анна Андреевна несколько раз и в «Записных книжках», и в разговорах с Павлом Лукницким вспоминала, как она вместе с родными стояла на берегу, на пристани, когда Виктор уходил на своем миноносце в море, вглядывалась, стараясь угадать, какой из уходящих кораблей миноносец «Зоркий». Революция застала Виктора в Севастополе. Стех пор о нем до 1924 года не было никаких известий. В 1918-м Анна Андреевна, думая, что Виктор погиб, написала стихотворение, посвященное его памяти.

<Виктору Горенко>

Для того ль тебя носила
Я когда-то на руках,
Для того ль сияла сила
В голубых твоих глазах!
Вырос стройный и высокий,
Песни пел, мадеру пил,
К Анатолии далекой
Миноносец свой водил.
На Малаховом кургане
Офицера расстреляли.
Без недели двадцать лет
Он глядел на Божий свет.
1918, Петербург

Похороненные заживо, по народной примете, живут долго. Виктор, как и Анна (а ее тоже «хоронили» заживо; в ее личном архиве хранилась московская афиша, объявлявшая о поэтическом вечере ее памяти), оказался долгожителем. Добравшись до Дальнего Востока, в 30-х гг. он через Харбин переместился в Америку. В начале шестидесятых, когда уже можно было не скрывать наличие «американских родственников», брат и сестра обменялись несколькими письмами.