- Что, например? – тихо спрашиваю я, потому что Дея вдруг замолкает, смотря аккурат себе под ноги, с каждым шагом словно все глубже утопая в песке. 

Она какое-то время молчит, словно подбирая слова. В лице нет злости. Ее я никогда и не видела в глазах Деи. Только печаль. Какая-то вселенская. Ставшая еще отчетливее, после того, как ее глаза стали сиять голубым пламенем. 

- Знаешь, я ведь повела себя очень глупо… - теребит неровный кончик короткостриженых волос. – Не знаю, что на меня нашло… Наверное, это был какой-то протест…

- Что?.. – не на шутку пугаюсь я. – Что ты сделала, Дея?..

- Волосы, - поджимает губы. – Обрезала их, когда Александр сказал, что не собирается на мне жениться… И смерть отца, боже… Знаешь, подступила такая злость, что я схватилась за ножницы, будто бы пыталась всадить их в него… А он… Он стоял такой непоколебимый и смотрел на меня с какой-то брезгливой жалость… Я поняла, что не смогу этого сделать с ним… Никогда не смогу причинить вред человеку… И тогда… Тогда меня накрыла такая злость, что я просто взяла, и…

Дея имитирует пальцами движение ножниц, и я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Она такая трогательная в своем детском, что ли, гневе, и я просто обнимаю ее, все же расплываясь в улыбке. 

Из ее путанного рассказа я понимаю, что Дея и подумать не могла о том, что ее жизнь приобретет такой оборот. Она не могла причинить физический вред ни себе, ни кому-то другому. И потому пострадало то, чего ей было не жаль – ее красота. 

Я не удивляюсь вслух тому, что она думала о свадьбе с Александром даже после смерти Эмира. Есть такие вопросы, на которые мы просто не хотим знать ответа, чтобы не разочаровываться в близких. Чужая душа потемки. И пусть так и останется… 

- Энже рассказала мне, - тихо шепчет Дея, когда мы размыкаем объятия и продолжаем путь быстрым шагом. – Я не хочу сказать, что он заслужил это, но… Отец был жесток… Боже, эта катастрофа… Я просто не могла поверить во все это…

- О чем ты говоришь? – хмурюсь я. 

- Архаир, - она широко распахивает глаза, а уголки губ начинают подрагивать. – Мертвая планета. Это он уничтожил ее, Алира. 

Я не выдерживаю, и все-таки захожусь каким-то истерическим смехом. Но Дея так серьезна, что я прекращаю это усилием воли. 

- Ты что, серьезно?

- Серьезнее некуда, - отвечает она. – Энже рассказала мне, что отец спасал маму оттуда, и это был его… Метод…

Я пытаюсь хоть как-то уложить эту информацию в голове, но не чувствую ничего, кроме тупой боли. 

Перед глазами мелькает улыбающееся лицо Эмира. Эмира, который был рядом со мной все детство. Эмира, который никогда не проявлял никакой жестокости. Эмира и Аишу, которые воспитывали детей так мягко, что мой отец частенько отпускал шуточки о том, что они вырастут «неприспособленными к миру».

А, что , если это и была из попытка искупления?.. Что если глубоко внутри они оба знали, что совершили непоправимое зло, и теперь боялись проявлять любую агрессию или жестокость?.. Такие отпечатки никогда не стираются с души…

Так, стоп.

Какого черта вообще происходит?!

Я не могу всерьез думать о том, что близкие мне люди способны на такое зло… Но подрагивающие ресницы Деи красноречиво говорят мне о том, что она верит…

- Мы пришли, - тихо произносит она. 

Оглядываясь вокруг, я понимаю, что перед глазами все плывет.

И все же, среди собранных здесь звездолетов, я вижу один с опущенным трапом. 

Взлетная площадка выглядит абсолютно безжизненной. Даже сигнальные огни не горят. Только огромные и поменьше космические корабли, все как один с высеченными на боках голубыми флагами с золотыми звездами. Флагами Хаята…