— Антоша, — раздалось из темноты. — Тебе не следовало приходить. Пожалуйста, прикрой двери. Там свет, а для меня это сейчас немного… некомфортно.

— Папа, — облегченно выдохнул Антон, сделав несколько шагов вперед и захлопнув за собой дверь. — Слава богу, ты жив. Что случилось? Кто это был? Зачем мы с мамой уехали? Ты ранен? Что с твоим голосом?

— Со мной все в порядке. Я немного… не в себе. Им следовало все тебе рассказать, сын, ты уже достаточно взрослый.

— О том, что ты… демон? Я уже знаю. Пфе! Тоже мне тайна! Я же не дурачок! И в энциклопедии о нас написано, об Олевских. Это были фантомы? Они хотели сожрать твое сердце?

— Да.

— И мое?

— К сожалению, да.

— Ты убил их?

— Да, сын.

— Я тоже смогу убивать фантомов?

— Если в тебе есть мой Дар. Я уверен, что он в тебе есть… — отец помедлил. — Хочешь посмотреть на меня? Не боишься? Это не очень приятная для глаз картина. Я пробуду во второй ипостаси еще пару дней, а потом стану прежним.

— Я не боюсь. Я хочу посмотреть.

Он солгал. Он очень сильно боялся. И вид папы, отодвинувшего штору и вышедшего в полосу лунного света, испугал его до коликов в животе.

— В следующий раз, — сердито сказал он отцу, изо всех сил скрывая ужас, — не отправляй меня в убежище. Я что, маленький, ей-богу?

— Договорились, — одобрительно усмехнувшись, сказало существо у окна.

 

… — … бедняжка, — проговорила мама.

— Что? — спросил Тони, выныривая из воспоминаний детства. — Кто бедняжка?

— Алена Михайловна – бедняжка, — повторила Анна Лукинична. — Так убивается. А как иначе? Розамунда была ей как член семьи.

— Розамунда умерла? — огорчился Антон.

— Скончалась вчера, — мама вздохнула. — На сорок седьмом году. Могла бы еще пожить, да сердечко остановилось. Антоша, просьба к тебе. Ты через Волыновку проезжать будешь. Таксидермист там хороший, еще того медведя делал… ну помнишь, лютого, что мельника почти до смерти заломал и которого потом заломал папа. Загляни к Василию Степановичу в лавку, спроси, сколько он нынче за услуги берет. Никак дозвониться до него не могу и на страничке его никто не отвечает. Договорись с ним. Ты ведь помнишь Розамунду, опишешь… покойницу, пусть скажет, что и почем, когда подвезти. Хотела я как раз Алене Михайловне подарок сделать, а тут… вот. Она и попросила Розамундушку… увековечить.

— Я оплачу́, — быстро предложил Антон. — Я тоже ее любил… по-своему.

— И она тебя, — снова вздохнула мама, увлажнившись глазами.

К Антону покойница питала чувства, сказать по правде, весьма неоднозначные. Он сам был во многом виноват: шалости временами творил неимоверные, одна затея с консервными банками чего стоила. Но о мертвых или хорошо, или никак.

— Отзвонись сразу, — попросила мама. — Я на тело-то стазис наложила, но ты же знаешь, маг из меня так себе. Да, еще кое-что. Графиня Хомутова была у меня на днях.

— Фрейлина государыни?

— Да, и мама Светочки. Ты не передумал? Теперь, когда свободен... совсем?

— Нет, мамуль, — с нажимом произнес Антон. — Не передумал. Не сложилось у нас, ты же знаешь.

Со Светланой Хомутовой он ходил на пару свиданий по просьбе мамы, после большой и некрасивой ссоры с Мартой (он думал тогда, что они расстались навсегда). Светочка, девочка воспитанная, обладающая нежной, кукольной внешностью, была мила и хозяйственна, но... Антону она нравилась, хотя она демонстрировала к нему симпатию, в свойственной ей манере вялую и нерешительную.

— У Оли нелады с дочерью. Они со Светочкой очень сильно поругались. Ольга приезжала ко мне на консультацию в офис. Мне не понравились ее настроение и неконструктивный подход к проблеме. По-моему, в свое время она очень давила на дочь, а теперь пожинает плоды: Светлана взбунтовалась – уехала, отгородилась и прекратила всякое общение с семьей. У нее, кажется, появился молодой человек, но она не спешит представлять его матери. В общем, мы поговорили, но Ольга была явно недовольна сеансом – на мое предложение проверить повреждения сердечного коловрата ответила отказом.