– Знаю, – было мне ответом, и я занервничала, а взгляд упал на лист. И тут я увидела, как на моих глазах на бумаге проявляется острая размашистая подпись, и по спине побежали мурашки, а на сердце возникла неприятная тяжесть дурного предчувствия. – Договор зачарован так, что существует у меня и у вас одновременно. Другие не смогут его прочесть. А ещё его невозможно уничтожить. Ожидайте аванс.

Пальцы мои, сжимающие сотовый, задрожали, а в ухо мне неслись короткие гудки. Кажется, я совершила большую глупость… Я нервно выдохнула, и спина моя оперлась о спинку стула, а ноги вытянулись. Что-то звякнуло. Я вздрогнула и заглянула под стол, рука моя нащупала шершавый картон. Я отодвинула стул и нырнула под столешницу, вытаскивая большую тяжёлую коробку. Внутри загремело.

Поставив её на стол, я задумчиво коснулась пальцами подбородка и осмотрела серый картон со всех сторон в поисках хоть каких-нибудь надписей. Откуда она взялась? Что там? Может, это и есть пресловутый аванс? Я с любопытством приподняла крышку, и та выскользнула из моих пальцев, а я растерянно замерла, рассматривая разноцветные миниатюрные амфоры, которые наполняли коробку до самых краёв.

Посередине блестящего великолепия лежал небольшой запакованный конверт, и я поспешно вскрыла его. Из-под пальцев выкатился тёмный цилиндр и брякнулся на кулоны. Брови мои приподнялись. Помада? Никогда ими не пользовалась. Следом выскользнуло маленькое зеркальце, и я стремительно отвернулась, а во рту мгновенно пересохло. Это не Олдрик. Только одна сволочь могла мне такую подлость подстроить, ведь инститор видел, что со мной делают проклятые зеркала!

Я судорожно развернула лист бумаги, на котором ровным округлым почерком было выведено: «Освободи себя и сможешь этим воспользоваться. Симпатичнее не станешь, но хоть попытаешься». Лист выпал из моих ослабевших пальцев, и я опустилась на пол. Это что же? Неужели, это принёс для меня Генрих? Когда он просил его подождать, он поехал за амфорами?

Я застонала, и руки мои обхватили голову. Но зачем? Инститор решил обезопасить себя? Не похоже. Ночью у меня не получилось обрушить на него свою силу, – Генрих лишь притворился. В Краморе, когда я смогла ему навредить, инститор несколько минут в себя приходил, а сегодня мгновенно вскочил. Скорее всего, в городке он отвлёкся или не ожидал нападения…

Тогда что же? Мысль о том, что инститор вдруг захотел помочь, пугала меня. Эти штуки наверняка стоят недёшево. Что же ему нужно? По шее пробежался холодок, а пальцы нащупали в кармане хрустнувший лист бумаги. Может, он знает, что я похитила список шантажистки? Может, сейчас и знает, но вчера и не подозревал.

Но при всех сомнениях и страхах в сердце вдруг затеплилась надежда, которую я, казалось, давно уже потушила. Надежда жить нормально. Надежда увидеть саму себя! Понять, как же я выгляжу… Ресницы мои задрожали, и по щекам скользнули слёзы. Но если я освобожусь от воспоминаний, я стану беззащитна, и в случае опасности не смогу за себя постоять. Я хлюпнула носом и вытерла слёзы кулаком, но сердце моё заныло ещё сильнее. Зачем он так со мной? Лучше бы издевался, унижал и грозился сжечь! Даже намёк на сочувствие и заботу вызвал такую волну боли, что я едва могла дышать.

Я опустила лицо на колени и зарыдала навзрыд, обхватив себя руками. Слёзы катились, и брюки мои быстро намокли, а я всё не могла успокоиться. Да что же это такое? Нельзя об этом думать, иначе я сойду с ума. Я резко подняла лицо, и пальцы мои сжали мокрые брючины. Правильно! Лучше действовать. Так я узнаю, чего добивался тот, кто мне это подарил. Возможно, это и не Генрих вовсе. Придёт Забава, и я всё узнаю. А пока…