Тартищев отошел к окну и, опершись на подоконник, окинул Алексея взглядом чрезвычайно уставшего человека. Морщины вокруг его синих в дневное время, а сейчас потемневших до угольной черноты глаз превратились в глубокие складки. Густые темные усы и аккуратно подстриженная с заметной проседью борода, крупный нос и выбритая почти до зеркального блеска голова делали Тартищева похожим то ли на черкеса, то ли на ногайца. В свое время Алексей насмотрелся на этих джигитов в бараньих папахах, когда гостил у дедушки на конезаводе в Сальских степях. Дедушка называл их абреками, но доверял им свои табуны и безмерно уважал за гордый и непокорный нрав…
– …Но если князь все-таки выдал ключ своему убийце, – ворвался в сознание Алексея голос Тартищева, который словно не заметил, сколь пристально его рассматривают, только начал тереть ладонью большой крестообразный шрам на лбу, будто хотел от него избавиться. И правда, в некоторые моменты он придавал Тартищеву откровенно злодейский вид… – То у него должны быть очень крепкие нервы, чтобы сначала задушить князя, после произвести обыск в несгораемом ящике, а потом закрыть замок и вернуть ключ на место… А впоследствии столь же хладнокровно размозжить череп своему сообщнику… В общем, что сие означает, мне пока неведомо. – Федор Михайлович тяжело вздохнул. – И чует мое сердце, Алеша, что это дело чем-то смахивает на несколько последних убийств. Пятерых старух одну за другой удушили подушками и также ничего на первый взгляд не взяли. И убийца, кажется, тоже очень ловко карабкался по крышам. Неужто со старух он переключился на стариков?
– И он высокого роста, крепкого телосложения, при ходьбе чуть косолапит… – Алексей улыбнулся. – Помнится, вы сказали, что на ограде кладбища человек висел, которого вы приняли за мертвого… Если мне не изменяет память, он тоже в какой-то степени подходит под приметы убийцы. И не был ли еще кто-то третий в этом деле? Кому выгодно было расправиться с вами? Тот, кто вас по какой-то причине очень сильно боится, но убить не осмелился. Парни признались, что им велено было вас только проучить…
– Ишь ты, проучить! – Тартищев с интересом посмотрел на Алексея и погрозил ему желтым от табака пальцем. – Ох, сдается мне, Алеша, не так ты прост, как кажешься. Вон как умело разные события в одну кучу свалил! Но давай не будем забивать себе голову. Завтра, то есть уже сегодня, – посмотрел он в окно, за которым отчетливо проступила розовая полоска зари, зависшая над лесистыми сопками и высокой колокольней Знаменского собора, – уже сегодня, – повторил он и сжал руку в кулак, – я вытрясу душу из тех молодчиков, что встретили меня у кладбища. Надеюсь, за сутки в арестантской они успели вспомнить, кто их нанимал начистить рожу Тартищеву.
Глава 8
Алексею показалось, что он только-только успел дотронуться головой до подушки, а уже Никита тормошит его, не давая возможности как следует прийти в себя:
– Вставайте, вставайте, Алексей Дмитрич, сам вас требует! Вавилов у него. – И, оглянувшись на дверь, заговорщицки прошептал: – Кажись, схватили этого антихриста, который Дельмаса удушил. Ванька всю ночь по засадам протыркался, но сейчас доволен, спасу нет!
С трудом попадая руками в рукава рубахи, а ногами в сапоги, Алексей кое-как оделся, пригладил встопорщенные со сна волосы ладонью, плеснул в лицо холодной водой и, выскочив из флигеля, помчался в кабинет Тартищева.
Вавилов, в сбитой на затылок фуражке, в грязном сюртуке и пыльных сапогах, сидел, развалясь, в кресле и, оживленно жестикулируя, рассказывал о перипетиях ночной охоты за Мозалевским. Говорил он быстро и нервно, сжимая в зубах нераскуренную папиросу, о которой, видимо, забыл с того момента, как сунул ее в рот. Тартищев, присев на подоконник, молча слушал его, лишь изредка почти с остервенением тер бритый затылок, словно пытался избавиться от засевших там мыслей. Шрам на лбу побагровел, и Алексей подумал, что главный сыщик Североеланска по какой-то причине в не слишком хорошем настроении, возможно, потому, что тоже не выспался. Завидев Алексея, он молча кивнул ему на маленький диванчик рядом с собой.