Претензий по службе нет, вольностей не допускает. Много работает, практически не имеет времени для отдыха.

Проживает в многоквартирном доме на улице Нойхаузер, что в трех шагах от центральной Карлштрассе. Эта квартира пустовала, вселение происходило с согласия регистрационно-хозяйственной службы.

В Майнсдорфе также проживает его сестра, одинокая женщина, но видятся они редко. У нее свое жилье.

Беккер – человек замкнутый, в подозрительных связях не замечен, может после работы пропустить пару кружек пива.

С фотографии смотрел мрачноватый субъект с тонким аристократическим лицом и въедливыми глазами.

Фон Райхенбах задержал взгляд на последнем снимке, закрыл папку, исподлобья глянул на Охмана и заявил:

– Присаживайтесь, Георг, не маячьте над душой, это неприятно. Словно тень отца Гамлета давит. – Штандартенфюрер дождался, пока Охман присядет, и спросил: – Вы уверены, что наш Колдун – один из этой троицы?

– Не уверен, штандартенфюрер, – не стал юлить Охман. – Но все остальные в нашей группе – точно нет. У этих, по крайней мере, есть возможность. Другие офицеры контролируются, у троих – семьи, остальные проживают в общежитии и всегда на виду. У них отсутствует даже теоретическая возможность получить сведения о нашей агентуре.

– Фигуранты контактируют с майором Кольбом?

– Напрямую по службе – нет. Но могут общаться где угодно. В столовой, в коридоре во время перекура, на улице. С майором Кольбом мы беседу не проводили. Это могло бы насторожить фигурантов.

– Ваши привлеченные люди долго работали по этой троице. Уверены, что им удалось сохранить секретность? Учтите, если наша фигура что-то заподозрит и насторожится…

– Работало гестапо, штандартенфюрер. Эти парни знают, как блюсти секретность, уверяю вас. Обычная кадровая проверка. Они периодически проводятся.

– Что сами думаете об этих троих?

– Признаюсь честно, не имею оснований их подозревать. Работники добросовестные. Мелкие грешки… но у кого их нет? Близко с ними незнаком, отношения только служебные, о личных делах не говорили. Хотите спросить, кого из них я считаю врагом? Это трудный вопрос, герр штандартенфюрер. Если откровенно, то нахожусь в замешательстве. За все годы моей службы ничего подобного не случалось. Мне не приходилось выявлять вражеского агента в собственных рядах.

– Не забывайте, что все эти биографии могут оказаться искусно сфабрикованной липой. Многие архивы по заграничной работе пребывают в плачевном состоянии. В структурах Германии – неразбериха, особенно в последнее время. Кадровые и учетные службы работают из рук вон плохо, и это даже не их вина. Вы понимаете, что я хочу сказать. Войска отступают второй год, документы теряются. Их могли сфабриковать, заменить одну личность другой. Советская разведка, к сожалению, на этом поднаторела. Она уже не тот беспомощный ребенок, что несколько лет назад. Изучите, насколько такое возможно, прошлое этих людей, сделайте соответствующие запросы, телефонные звонки. Малейшие нестыковки или несоответствия могут дать пищу для размышлений.

– Я понимаю… – Охман замялся, но все же решился и продолжил: – Давайте смотреть правде в глаза, штандартенфюрер. У нас совершенно нет времени. В наших структурах наблюдаются падение дисциплины и нерадивое отношение к обязанностям. Скоро все смешается. До некоторых служб мы уже не можем дозвониться, приходится отправлять посыльных, а это трата времени. Мы можем изолировать всех троих. Тогда Колдун точно прекратит работу, пусть мы и не сразу выясним его личность.

– Мне тоже приходила в голову такая мысль. – Райхенбах сухо улыбнулся. – Но пока повременим. Последите за фигурантами несколько дней. Они погоды не сделают. Нужно выявить шпиона. Поиграем с ним. В случае успеха, если удастся его прижать и заставить работать на нас, мы получим все шансы переломить военную ситуацию между Вислой и Одером. Если сами не будем вести себя как ослы. Понимаете мою мысль. Георг? Это, вообще-то, ваша работа. Нужно объяснять, что судьба войны решается не только на полях сражений?