палубной надстройки – но тот поддавался слишком медленно, первая бочка была уже у ее ног. Настя надломлено вскрикнула. И, падая, успела вбросить тело сына в спасительную щель приоткрывшегося клинкета.

– Настя-а-а!

Но Насти уже не было видно. А по палубе, где она только что стояла, тяжело прыгали и сталкивались огромные цилиндры. Несколько бочек, сломав фальшборт, рухнули на причал – от одной Агасфер едва успел увернуться. Это словно разбудило его – он ринулся к борту, попытался вскарабкаться на пароход. Кто-то оттаскивал его, что-то предостерегающе крича. Агасфер, не оборачиваясь, ударил назад тяжелым протезом левой руки.

Каким-то образом ему все же удалось забраться на палубу, и он рванулся к груде бочек, накрывшей Настю. Здоровой рукой он принялся сдвигать тяжеленные бочки, используя протез левой кисти как рычаг. Часть бочек треснула, из них что-то текло… Теперь в Агасфера вцепилась опомнившаяся палубная команда – еще не понимая беснующегося мужчину, его оттаскивали, били, ругали. Подскочивший боцман сунул в лицо Агасферу револьвер. Не обращая на оружие внимания, Берг рычал и продолжал раздвигать бочки.

И только когда из-под очередной бочки показалась раздавленная рука и легкая прядь пепельно-белокурых, перепачканных мазутом волос, команда притихла и после минутной паузы стала помогать Агасферу освобождать из-под смертельной тяжести разломанное тело его погибшей жены…

Бочки откатывали, сбрасывали, сдвигали. С каждой убранной бочкой тело Насти открывалось все больше и больше. Один раз ему даже показалось, что ее нога шевельнулась, и он рванулся вперед, но боцман, положив на плечи Агасфера тяжелые ладони, удержал его на месте. Шепнул:

– Крепитесь, сэр… Осталось две бочки, и вы сможете увидеть ее лицо. Только я, сэр, настоятельно рекомендую вам не смотреть!

Но отворачиваться Агасфер не стал. И, увидев смятое, раздавленное лицо Насти, он дико закричал, рванулся вперед, попытался поднять тело за плечи. Его с трудом оттащили, загораживая мертвое тело.

Услыхав где-то совсем неподалеку детский плач, Агасфер тут же вспомнил о сыне. Он резко обернулся, определил источник крика, отпихнул клинкет, выхватил Андрейку из чьих-то рук, торопливо ощупал руки, ноги, прижал к себе и без сил опустился на палубу. А сынишка рвался из рук. Звал маму, отпихивал Агасфера…

А тот словно выключился. Он не мог потом вспомнить, как сошел на берег, как вместе с сыном уселся прямо на причал, оказавшись рядом с подлетевшей каретой скорой помощи. Доктор с санитарами пытались отнять у него сына – осмотреть, убедиться, что ребенок цел. Медики с опаской поглядывали на изломанный в борьбе с бочками протез левой руки мужчины, из которого хищно торчал надломленный стержень.

Иногда Агасфер поднимал голову и пытался разглядеть палубу корабля, где его Настю уже накрыли брезентом, безучастно поглядывал по сторонам на собравшуюся толпу. Потом из этой толпы появилось чье-то знакомое лицо – он долго не мог вспомнить, кто это? Человек со знакомым лицом решительно раздвинул толпу, уселся рядом. Обнял за плечи, легонько тряхнул:

– Вы не узнаете меня, мистер Берг? Я Форрест, Гарри Форрест. Мы недавно работали с вами в японском консульстве… Позвольте увезти вас отсюда, мистер Берг!

– Я никуда не пойду, – помотал головой Агасфер. – Здесь моя жена, моя Настенька…

– Я знаю, мистер Берг. И приношу вам самые искренние соболезнования. Но вам надо уйти отсюда – у вас еще есть сын. Вы позволите мне взять его на руки? Вам это… гм, будет трудно, – Форрест смущенно кивнул на изуродованный протез. – Кроме того, вы можете поранить разбитым протезом мальчонку!