Даттан неслышно, одними губами выругался.
– Это же как раз начало сезона осенних штормов в Татарском проливе! Навигация кончается здесь в сентябре, отдельные суденышки-каботажники рискуют выполнять сахалинские рейсы еще месяц, но все обычно кончается тем, что капитаны-рискачи исчезают в морской пучине. Так что, господин барон, шанс увидеть своего наследника или наследницу у вас появится не раньше декабря-января. И то при условии, что вы выдержите условия собачьей почты через пролив до Николаевска, а оттуда – все удовольствия почтовых лошадей до Хабаровки[31] и Владивостока!
За столом воцарилось гробовое молчание.
– Здесь есть дамская комната? – со слегка натянутой улыбкой прервала молчание Настенька. – Мне необходимо носик попудрить…
– Разумеется! – вскочил Даттан. – Егор, проводи даму! А мы с вами пока покурим, господин барон!
В мужской комнате Даттан начал разговор с места в карьер:
– Теперь я и сам вижу необходимость вашей аудиенции со старшим партнером нашей фирмы, господин барон! Смею вас заверить, господин Кунст пользуется большим авторитетом у генерал-губернатора, генерала от инфантерии Гродекова[32]. Николай Иванович, в свою очередь, насколько я знаю, пользуется полным доверием государя и его приязнью. Я просто уверен, что господин Кунст, проникнувшись сложностью вашего положения, согласится обратиться к генерал-губернатору с личной просьбой, которая, конечно же, будет удовлетворена. Вы получите какую-нибудь должность при генерал-губернаторе и выполните, таким образом, все условия вашего покойного батюшки!
Агасфер с искренней благодарностью пожал руку Даттану. Не будь его собственное жизнеописание оперативной «легендой», подобное участие человека, еще позавчера совершенно не знакомого, могло бы тронуть любое сердце. Однако Агасферу нужен был именно Сахалин – именно там он должен был дождаться неизбежной войны с Японией и под видом немецкого коммерсанта попытаться быть интернированным в Японию. Так что единственный совет Даттана, которым он мог воспользоваться, – это оставить Настеньку до родов во Владивостоке. Не подвергать ее и будущего малыша лишнему риску. Ну а потом… Если война не разразится до лета следующего, 1904 года, Настеньке с ребенком все же предстояло приехать на Сахалин… И ждать начала войны вместе с мужем… Сколько? Сегодня этого предсказать не мог никто! Никто – кроме самих японцев…
– Благодарю вас, Адольф Васильевич, за участие в нашей судьбе. – Агасфер с удовольствием затянулся превосходной «манилой». – Но, как я уже говорил, не все так просто!
– Погодите! Помолчите минуту, пожалуйста! – встревожился Даттан. – Неужели вы настолько горды, что намерены отказаться от моего предложения?!
– Кроме одного: пожалуй, будет благоразумнее оставить мою Настеньку до рождения ребенка здесь. Тут, по крайней мере, есть доктора. Есть дамское общество, с которым моя супруга, будучи человеком весьма общительным, уверен, сойдется. А я должен ехать, Адольф Васильевич. Спасибо, но – увы!
– Но почему, почему, ради Бога?
– Во-первых, душеприказчики моего покойного батюшки – такие же зловредные старики, как и он сам, земля ему пухом! Я не сомневаюсь в том, что они непременно расценят незавершенное пятилетие моей службы в Главном тюремном управлении как нарушение условий завещания. И не поглядят при этом ни на ходатайство вашего Гродекова, ни самого государя! Что же мне, через суд оспаривать исполнение воли покойного родителя? Или служить под началом Приамурского генерал-губернатора еще пять лет?! Нет уж, увольте-с! Дослужу-с! Дождусь замены, которую мне обещали не позднее чем к лету следующего года, и тогда душеприказчикам не к чему будет придраться!