Когда озадаченный парень исчез за дверью кабинета, Адель закусила губу. Столько лет она молчала, и готова молчать дальше, но справедливость как вода, она всегда найдёт лазейку. Адель просто ей немножечко поможет. А младший Грут… Ничего с ним не случится. Никто в здравом уме не станет ссориться с его отцом. По крайней мере она на это надеется.
«Где мой муж, капитан?»
Когда-то давно, в первый год существования колонии, Альбрехт Хольт совершил должностное преступление. Поздней ночью, после работы, он взял листок белой бумаги формата А4, вставил его в принтер и распечатал портрет шведского естествоиспытателя Карла Линнеуса>8. Гравюру с полным мужчиной с мясистым носом и улыбающимися глазами он повесил над своим рабочим столом в свежевыстроенном здании библиотеки. У каждого свои кумиры.
Всю ночь до утра, не смыкая глаз, он составлял каталог книг, добровольно пожертвованных библиотеке колонистами, а Карл Линнеус ободряюще поглядывал на плоды его трудов. Утром наверху скрипнула дверь. Это Матильда, его жена, впустила в читальный зал бургомистра, директора школы, фадера Корнелиса и других официальных лиц. Альбрехт виновато улыбнулся портрету на стене и пошёл сдаваться, ожидая заслуженную трёпку.
Может, из-за усталого вида, может при виде безупречно расставленных по полкам книг, но никто из руководства колонии не упрекнул мениера>9 Хольта в нецелевом расходовании невосполняемого запаса бумаги для принтера.
Прошло 15 лет, вся бумага была давно уже использована, принтер пылился в музейном уголке. Простейшие вещи вроде белой бумаги или порошка для заправки картриджа произвести в условиях маленькой затерянной колонии невозможно, а фиксировать происходящее как-то надо. Детей учить. Приказы писать, в конце концов.
Тогда братья Терон наладили кое-какое производство бумаги из волокон карликовых берёз и стеблей папоротника, но она была похожа скорей на древнеегипетский папирус. Почти весь запас её уходил в школу и Хемейнстераад. И одну тоненькую пачку всегда привозили специально для мениера Хольта. На половине листов микроскопическим почерком и, естественно, с обеих сторон, он вёл хронику колонии. Оставшиеся листы использовал для создания полной классификации флоры и фауны приютившей африканеров планеты. И Карл Линней с выцветшего портрета одобрительно кивал головой.
Когда запас шариковых ручек закончился, углежоги Круиссены после долгих экспериментов открыли производство чернил, замешивая их на березовой смоле и саже. Перья приносили бьющие птицу охотники, и научиться ими писать было особенно сложно. Но пришлось, а что делать? А исписанные пластмассовые цилиндрики с тонкими концами заняли свои места в том же музее утраченных технологий рядом с принтером и аккумуляторной батареей.
Альбрехт как раз заканчивал заполнять своим микроскопическим почерком последний лист, когда наверху звякнул колокольчик. Он вытер кончик пера тканью и не спеша поднялся наверх. У стойки библиотекаря стоял невысокий паренёк лет пятнадцати с торчащими каштановыми вихрами. Библиотекарь прищурился, зрение за прошедшие годы кропотливого труда над рукописями сильно ухудшилось
– А-а, Грут-младший. Петрус, кажется? – улыбнулся Альбрехт.
– Добрый день, мениер Хольт, Петрус Грут, вы не ошиблись.
– Чем могу помочь, Петрус Грут?
Парень почесал затылок.
– Мефру Брауэр поручила мне написать доклад по миссии “Морестера” к Дню Спасения.
Альбрехт закивал головой:
– Можете ничего больше не говорить, юноша, сейчас принесу вам всё, что есть по этой славной миссии.
Он вызвал в памяти тот куцый список заметок и фотографий, которые каждый год берут у него школьники для традиционного доклада. Скрылся в хранилище и через несколько минут вернулся со стопкой листов и конвертов.