ЧЕРНЕНКО: Если мы введем войска и побьем афганский народ, то будем обязательно обвинены в агрессии. Тут никуда не уйдешь.
УСТИНОВ: Меры помощи, я так полагаю, мы будем проводить так, как договаривались вчера.
ВСЕ: Правильно.
УСТИНОВ: Только исключить надо относительно ввода войск.
КОСЫГИН: Одним словом, мы ничего не меняем о помощи Афганистану, кроме ввода войск. Они будут сами более ответственно относиться к решению вопросов руководства делами государства. А если мы все за них сделаем, защитим революцию, то что же для них останется? Ничего».
(Рабочая запись заседания Политбюро ЦК КПСС от 18 марта 1979 года)
На заседании 19 марта присутствовал Брежнев, он подытожил два дня работы Политбюро, сказав, что все определено правильно, не пристало нам втягиваться в эту войну, у них армия распадается, а мы должны за нее воевать. На том и порешили. Чтобы определиться с дальнейшими отношениями, вызвали в Москву Тараки.
Испуганный положением дел в своем государстве, он и сам готов был срочно вылететь в Москву, но просил, чтобы о его приезде знали только те, с кем придется столкнуться во время визита. Получив окончательный отказ по поводу ввода войск, Тараки не мог скрыть своего разочарования. В качестве компенсации Брежнев выразил самые дружеские чувства афганскому лидеру и заверил его в личной симпатии.
Мятеж в Герате был подавлен силами правительственных войск. Однако снова вспыхнули мятежи сразу в нескольких городах. Инициаторами многих восстаний были армейские офицеры, которые только на словах приняли новую власть.
Алексей и Татьяна Плескуновы. Заговор
© Алексей Плескунов, Татьяна Плескунова, 2014
Разгром мятежников в Герате поднял Амина в его собственных глазах. Он решил, не мешкая, закрепить успех официальным признанием своих заслуг. Однако Тараки, вдохновленный дружбой с советским лидером, не очень-то хотел делиться властью со своим учеником. Теперь он через верных ему людей контролировал армию. А обстановка в стране тем временем ухудшалась, продолжались столкновения сторонников государственной власти с оппозицией.
Из источников, заслуживающих доверия: «Могут ли „халькисты“ выстоять или они будут вынуждены призвать русских? К началу июля „халькистский режим“, будучи в осаде, все еще выглядит способным выжить с помощью своих собственных военных и полицейских ресурсов при условии продолжения щедрой материальной и советнической советской помощи».
(Донесение временного поверенного в делах США Флейтна в Госдепартамент США от 10 июля 1979 г., № 5244)
Амин знал: в условиях его страны власть принадлежит тому, кто контролирует все дела военного ведомства. Сегодня это Тараки, но уже завтра этим человеком может стать он. Чем больше Амин восхвалял своего учителя, тем чаще Тараки перекладывал на него решение важных государственных вопросов. Хабибу понимал, Амин готов к захвату власти, но, чтобы передать такое сообщение, необходимы были факты, а не домыслы.
Первый серьезный факт появился 27 июля. Когда Хабибу прочитал указ главы государства об усилении руководства военными делами Афганистана, он понял – Амин в своей борьбе за власть вышел на финишную прямую. Несколькими строчками глава государства подписал себе приговор: «До тех пор, пока не прекратится иностранная агрессия, я поручаю своему любимому и выдающемуся ученику Хафизулле Амину (…) заниматься деятельностью министерства обороны».
О нависшей над Тараки опасности Хабибу неоднократно сообщал в Москву, он хорошо понимал, что будет с Афганистаном после очередного захвата власти. Понимали это и руководители СССР. Самый простой способ избавиться от Амина – это выманить его из страны. Но как? Наконец повод появился. В сентябре Гавану должны были посетить главы неприсоединившихся государств, и Громыко дипломатично настаивал, чтобы Афганистан представлял именно Амин. Чувствуя, что, покинув страну, можно и не вернуться, Амин пошел на хитрость.