Зажав сигарету в зубах и щурясь от дыма, Д. О. Герреро осторожно положил в чемоданчик разные бумаги, прикрыв ими динамитные шашки, прищепку, провода, батарею и шнурок. Он позаботился о том, чтобы бумаги в чемоданчике не скользили, а шнурок мог бы свободно двигаться под ними. Даже если по каким-то причинам ему придется открыть чемоданчик, содержимое его покажется вполне невинным. Он закрыл чемоданчик и запер.

Затем посмотрел на дешевенький будильник, стоявший у кровати, – его наручные часы давно уже отправились к ростовщику. Было самое начало девятого, до отлета оставалось меньше двух часов. Пора ехать. Он доберется на метро до городского аэровокзала и там сядет на аэропортовский автобус. Герреро оставил себе столько денег, сколько требуется на автобусный билет и на страховку – не больше. Тут ему пришла в голову мысль, что нужно ведь время для приобретения страховки в аэропорту. Он быстро натянул пальто, предварительно проверив, лежит ли у него во внутреннем кармане билет на Рим.

Потом отпер дверь спальни, взял чемоданчик и, осторожно неся его, вышел в жалкую, бедную гостиную.

Еще одно. Письмо Инес. Он отыскал кусочек бумаги и карандаш и, подумав секунду, написал:

«Несколько дней меня не будет. Уезжаю. Надеюсь скоро удивить тебя добрыми вестями».

И подписался: «Д. О.».

Еще секунду он помедлил, чувствуя, как в нем что-то смягчается. Не слишком он расщедрился на теплые слова в этой записке, а ведь она подводила черту под восемнадцатью годами супружества. Потом он все же решил, что хватит и этого, было бы ошибкой сказать больше. Даже если от самолета ничего не останется, расследование пойдет своим чередом и список пассажиров будут изучать под микроскопом. Тогда и эту записку, и другие оставшиеся после него бумаги будут тщательно смотреть.

Он положил записку на стол, где Инес не могла ее не обнаружить.

Спускаясь по лестнице, Д. О. Герреро услышал голоса и музыку, доносившуюся из автомата в закусочной. Крепко держа чемоданчик, он одной рукой поднял воротник пальто. Под пальцами, сжимавшими ручку, он чувствовал петлю, так походившую на петлю висельника.

На улице, когда он вышел из дома, все еще валил снег.

Вернувшись в теплую машину, Джо Патрони, главный механик «ТВА», вызвал по радиотелефону аэропорт. Он сообщил, что все еще находится в пути – на дороге из-за аварии пробка, – но все же надеется скоро прибыть. А как там с самолетом «Аэрео Мехикан», спросил он, все еще не вытащили? Нет, сообщили ему, не вытащили, и он нужен позарез: каждые две-три минуты звонят в «ТВА» и спрашивают, где Патрони и долго ли его еще ждать.

Немного обогревшись, Джо выскочил из машины и, преодолевая буран, увязая в снегу, заспешил по шоссе к месту аварии.

Обстановка вокруг завалившегося грузовика с прицепом выглядела так, точно все это было инсценировано для съемок широкоэкранной картины. Гигантский прицеп по-прежнему лежал на боку, перегораживая четыре полосы шоссе. К этому времени машину уже накрыло толстым слоем снега и она походила на перевернутого мертвого динозавра. Белый снег, яркий свет прожекторов, «мигалки» – все это создавало впечатление, что дело происходит днем. Прожекторы были установлены на трех грузовиках, которые посоветовал вызвать Патрони. Ярко-красные «мигалки» сверкали на крышах полицейских машин, которых за последнее время еще прибавилось, – казалось, полицейские только и были заняты тем, чтобы следить за работой «мигалок». Словом, настоящий фейерверк – как на празднике 4 июля^>3.

Сходство со спектаклем стало еще более разительным, когда прибыла телевизионная группа. Самоуверенные телевизионщики подъезжали по обочине, отчаянно гудя, сверкая вопреки правилам «мигалкой» на крыше своего коричневого фургона. С характерной для людей этой профессии беспардонностью четверо молодчиков принялись командовать, точно эта авария была устроена специально для них и все дальнейшее должно быть подчинено их желаниям. Полицейские не только не обратили внимания на «мигалку», незаконно установленную на крыше телевизионного фургона, но, повинуясь указаниям съемочной группы, уже размахивали руками, передвигая грузовики.