– Давай сюда второго красавца, – крикнул Олег Танцору.
У того, которого Танцор втащил в кухню, на правом веке было выколото слово «раб», а на левом – «КПСС». Когда он закрывал оба глаза, можно было прочитать «раб КПСС».
– Что вы от девочки хотели, кто вас сюда послал?! – Голос Званцева был страшен, но «раб КПСС» только ухмыльнулся.
Тогда Олег быстро запихал ему в рот кухонное полотенце, заломил руку за спину и ткнул лицом в синее пламя горелки. Мутноглазый «раб» дико замычал сквозь кляп. В квартире сразу запахло горелым мясом и палеными волосами. Олег поднял лицо «раба КПСС» из огня и вынул изо рта у него кляп:
– Как свинью зажарю… Кто тебя послал сюда?!
«Раб» забился в руках у Танцора и провыл:
– Ничего, сучий фраер, скоро сам шашлыком станешь, когда Гурген в твою жопу шампур засовывать начнет… Су‑ка‑а‑а!!! – И он завыл на одной ноте, дико и страшно.
– Танцор, заткни его! – крикнул Олег, и через секунду душа «раба КПСС» навсегда покинула землю, на которой он столько лет грешил. Такой удар ребром ладони мог перебить стальной прут, не то что шею.
– Зря ты так, – поморщился Званцев. – Можно было еще поговорить…
Танцор пожал плечами – мол, не понял, босс. Званцев, морщась от вони, пошел к третьему гостю, которого держал Ветряк.
– Значит, все-таки Гурген вас послал? – невесело спросил Званцев, подойдя вплотную к третьему. Тот отшатнулся от лица Олега, но Ветряк ткнул его в затылок.
– Я не знаю ничего, клянусь! Я Гургена вообще, в натуре, один раз за жизнь видел, бля буду! А про соску… Ну про телку эту, Резо сказал, что она деньгами насосана, а за ней должок… Я все расскажу, я помогать буду…
– Ты как откликаешься?
– Грека…
– Скажите-ка мне, любезный Грека… – начал было Олег, но в кармане его куртки запищал «воки-токи». Званцев достал рацию и нажал кнопку, впустив в квартиру искаженный эфиром голос Доктора:
– Адвокат, давайте быстрее, здесь карусель какая-то начинается!..
– Понял, уходим! – Олег сунул рацию обратно в карман и развел руки: – Извини, Грека, спешим мы!
И кивнул Ветряку, который тычком ладони вбил Греке носовые хрящи в мозг.
Званцев заскочил к Катерине в спальню.
– Нужны большие чемоданы или сумки. Есть у тебя?
Белая как мел, Катя кивнула и показала рукой на стенной шкаф. Там после переезда в Москву Вадим зачем-то хранил три огромных чемодана, которые, смеясь, называл «мечтой оккупанта». Олег выволок их в гостиную и начал с Ветряком укладывать в них трупы. Катя вынесла в прихожую две сумки со своими пожитками. Остолбеневшая, она остановилась, глядя на Танцора, который совершал в кухне какие-то странные движения над телом «раба КПСС».
– Олежа, что он делает?.. Мне страшно…
Олег вытащил в прихожую два тяжелых чемодана, мельком глянул на кухню.
– Не обращай внимания… Он Хаву Нагилу танцует. За это и погоняло[23] свое получил, в Афгане еще… Как замочит кого-нибудь, обязательно должен Хаву Нагилу станцевать, танец такой еврейский… Пока не станцует – ничего не соображает, а потом – нормальным пацаном снова становится… Контуженный он… как и все мы… – Олег опустил взгляд и пошел в кухню помогать Ветряку укладывать третий труп.
А Танцор, не глядя на них, танцевал… Катю затошнило было от ужаса и неприятного запаха, витавшего в квартире, но она справилась с собой.
«Ничего! – шептала она себе. – Ничего… Я выдержу. Я сильная».
Номенклатурный дом еще спал, когда Катя, Олег и Танцор с Ветряком спустились в лифте на первый этаж. Была суббота, и ответственные работники отдыхали. Две свои сумки Катерина тащила сама, потому что руки мужчин были заняты более тяжелой поклажей. Швейцара дяди Гриши на месте, по счастью, не было, вместо него на стуле у двери подъезда лежала фуражка. Дядя Гриша, видимо, ушел попить чайку. Все это Катерина подмечала чисто машинально.