– Но мы же обговорили вчера ваш гонорар!

– Я не о гонораре. Речь идет о залоге.

– Залог чего? – бестолково спросила Виктория.

– Залог – мера пресечения, которая избирается судом. Она принимается для того, чтобы обеспечить нормальное поведение вашего мужа в период следствия.

– Что еще за нормальное поведение? Аркадий – не малое дитя, он всегда ведет себя нормально! – возмутилась Соболева.

– Это знаете вы. Ну и я. Следствие же должно быть уверено в том, что он не сбежит, находясь на свободе, и не станет делать глупости.

– Глупости?

– Ну, к примеру, не начнет угрожать потерпевшей, уговаривать свидетелей, уничтожать вещественные доказательства…

– Господи боже мой!

– Вашему мужу предъявлено тяжкое обвинение, и следователь не уверен в том, что он будет вести себя правильно. К сожалению, пока речи о подписке о невыезде не идет. Есть надежда, что его выпустят под залог. В противном случае он будет находиться под стражей до суда.

– Подождите, как там Аркадий? Как он чувствует себя? Как выглядит? – спохватилась Виктория.

Из ее глаз едва не брызнули слезы. Она вдруг представила себе бледное, изможденное лицо мужа. Такими люди обычно становятся в больницах.

– Он передавал вам привет. Держится молодцом. Не жалуется, – пояснила Дубровская. – Мы вчера много общались и выработали, как я надеюсь, единственно верную линию защиты.

– И в чем она состоит, ваша линия защиты? – спросила Вика, смахивая слезинку с ресницы. Ей полегчало уже от того, что Аркадий чувствует себя неплохо и с ним налажена связь.

– Он будет категорически отрицать покушение на убийство и само изнасилование, – объяснила Дубровская.

– Ну, такую линию защиты могла выработать и я, – со слабой улыбкой молвила Виктория. – Разумеется, мой муж не совершал ни того, ни другого. Он – не преступник.

– Да, он совершил половой акт с женщиной с ее согласия, и ни о каком насилии здесь не может идти и речи.

– Простите…

Виктории показалось, что в темном помещении, в котором они разговаривали, вдруг вспыхнула люстра в тысячу свечей.

Дубровская непонимающе смотрела на нее.

– Что-то не так?

– Вы… вы сейчас сказали, что Аркадий… будто бы он совершил… ну это… с той женщиной… – Ее голос был похож сейчас на детский лепет, и она заранее ненавидела себя за вопрос, который хотела задать.

Дубровская опомнилась:

– Простите. Должно быть, я вела себя бестактно, грубо. Как адвокат, я сосредоточилась, разумеется, на самом сложном и значимом для защиты: на обвинении вашего мужа в изнасиловании и покушении на убийство. И как-то не подумала о том, что сам факт физической измены причинит вам боль.

– Так, значит, он… спал с другой женщиной? – тихо спросила Вика.

– Боюсь, что так, – с паузой ответила адвокат. – Видите ли, его задержали в гостиничном номере, прямо в постели, где он…

– Понятно, – кивнула Соболева, – можете не продолжать. Я не горю желанием услышать подробности.

Дубровская чувствовала себя так, словно ее саму уличили в измене. Не знала, как продолжать разговор и тем более вести речь о залоге. Соболева вспомнила об этом сама – деловито, словно ничего и не произошло, спросила, взглянув на адвоката:

– Так сколько, говорите, понадобится денег на залог?

– Сегодня вопрос будет решаться судом. Вы, конечно, можете туда не ходить. Я сама…

– Я приду, – только и сказала Виктория. – Я смогу там увидеть Аркадия?

– Ну, да… Это будет решаться в его присутствии. Боюсь, правда, вам не дадут возможности пообщаться.

– Неважно. Мне просто нужно увидеть его и убедиться в том, что он жив и здоров.

– Воля ваша. Но, может, стоит подождать? Как только деньги будут внесены на депозит суда, его выпустят, и вы сможете встретиться нормально, без следователя и конвоиров.