Дом этот собирались сначала реставрировать, и какая-то компания приобрела его, разобрала все стены внутри, все перегородки, сняла крышу, так, что остались только внешняя часть конструкции и стропила, потемневшие от времени. Но, по имеющейся у меня – в связи с одним из дел моей адвокатской практики – информации, хозяева передумали реставрировать строение, являющееся к тому же памятником культуры, построенным в тысяча девятьсот шестом году, а решили – в нарушение всех правовых норм – его снести, и на этом месте возвести новое сооружение со многими этажами, но работы приостановились. Дом так и стоял – только стены и стропила – и привлекал мальчишек из соседних домов играть внутри с риском для жизни в «войнушку». Как все перемешалось, тысяча девятьсот шестой год, «Прощание славянки»!

А оркестр в этот момент заиграл «Марш Преображенского полка» – бодрое и энергичное произведение. Народу вокруг музыкантов собралось много. Город, в котором половина жителей так или иначе связана с морем, к звукам военных оркестров привык. Раньше в парках и скверах, да и на городской набережной, частенько можно было услышать звуки духовых инструментов. Горожане буквально слетались на эти представления. Обязательно какие-нибудь карапузы в морских фуражечках или бескозырках начинали забавно маршировать не в ногу, вызывая умиление и улыбки взрослых. Так вот, появление большого числа слушателей вдохновило оркестрантов, и они заиграли вальс «Осенний сон» Джойса. Этот вальс я знала отлично. Когда-то учила его к экзамену в музыкальной школе и до сих пор довольно прилично могу исполнить на фортепиано. Музыка перенесла в детство. Вспомнилась школа, где мое умение музицировать привлекало внимание мальчиков и вызывало зависть у некоторых девочек. Вспомнила и своего педагога по фортепиано – Татьяну Дмитриевну Романовскую, которая после выпускных экзаменов на общем собрании подводила итоги нашему обучению. Совершенно неожиданно услышала о себе: «Елена должна обязательно продолжить обучение в музыкальном училище!» Я чуть со стула не свалилась. Все годы она меня пилила, критиковала, шлепала линейкой по пальцам и писала в дневнике разные малоприятные – не вызывающие ни у меня, ни у родителей восторга – замечания. И вдруг – музыкальное училище – как гром среди ясного неба. Соученики повернулись в мою сторону с удивленными лицами, а Татьяна Дмитриевна повторила: «Да-да, Лене – в музучилище». После некоторого замешательства, я мысленно нос-то, конечно, задрала, а как же! Шестнадцать лет – самое время нос задирать.

Будучи невысокого мнения о своих музыкальных талантах, я пожала плечами. И припомнилось, как мама, подбадривая меня в первые годы учебы в музыкалке, говорила: «Учись, учись, вот выйдешь замуж за военного, поедешь с ним в военный гарнизон, а в руках – профессия, будешь детей музыке учить и всегда на хлеб заработаешь!» Ни в восемь, ни в двенадцать, ни даже в пятнадцать лет я еще не думала о замужестве, тем более с военным и жизни с ним в гарнизонах. Хотя папа мой был офицером, мы жили всегда в городах, а не в гарнизонах, и непонятно, откуда у мамы возникали такие мысли.

Музучилище представлялось мне такой вершиной, куда для продолжения обучения могут попасть только невероятно одаренные люди. Программа музучилища ассоциировалась с записанными на пластинках музыкальными произведениями. Куда мне до них! – думала я. После слов Татьяны Дмитриевны пробежала мыслишка: «Хорошо бы сообщить родителям о словах педагога, может, похвалят и порадуются». Но быстро отказалась от этой идеи – неизвестно, чем обернется ситуация. А зря, конечно. Вот теперь, спустя много лет, уже бабушка, с удовольствием хожу на занятия к педагогу, беру уроки беглой игры на фортепиано. Вечерами тихонько музицирую дома на электророяле и счастлива. Вспоминать это приятно.