Судья, делавший пометки для будущего решения на листе бумаги, удивленно поднял брови и переспросил:

– Что вы подразумеваете под этим словом, свидетель?

– Где? – Бабушка огляделась.

– Не «где», а «чехарда».

– А, ну даете, товарищ судья, полная «чехарда» и есть. И я не про – … подр… не продразумеваю. Вы что, классиков не учили?

– Каких классиков, кто не учил, свидетель, вы о чем? – даже слегка опешил председательствующий.

– Как о чем? А Маркса-Энгельса не учили в школе, что ли? Как они нам говорили – «битие определяет сознание!».

Один из народных заседателей – бывший военный – сурово взглянул на «манифестантку», явно не одобряя столь вольного обращения с заветами основоположников научного коммунизма. Второй заседатель – милая интеллигентная женщина – преподаватель института, прикрыла ладонью рот, чтобы не было видно улыбки.

– Вот! Все слышали? Оказывается, Маркс вместе с Энгельсом нас учили, что «битие» определяет сознание? Похоже, что ваше сознание именно битие и определяет, не более того. А ведь классики об этом действительно писали, только они утверждали, что бытие́ определяет сознание! – Подчеркнув слово бытие́, Александр Борисович замолчал, но было видно, что он тоже готов рассмеяться, хотя обстановка самого процесса не очень-то располагала ни к веселью, ни к философии…

– Так я о том же и говорю, – битие и определяет сознание! Подумаешь, иногда даст детям подзатыльника или по попе веником шлепнет. Ребятишек обязательно надо поколачивать, я вам точно говорю.

Сама по себе знаю! От бития это самое сознание и мозги как раз и прочищаются!

Такая трансформация «бытия» и педагогический «пассаж» заставили рассмеяться многих присутствующих в зале суда. Мы с Агнешкой, как раз перед практикой сдавшие на «отлично» экзамен по «научному коммунизму», просто улеглись на стол, за которым сидели. Засмеялся даже прокурор – довольно серьезный мужчина. Смеялся А. Б., смеялась сидевшая слева от него народный заседатель. Только военный строго поглядывал на веселившихся. Ему явно хотелось рявкнуть: «Смирно!» – но права командного голоса не было.

– Да, чего только не услышишь от граждан, когда они дают правдивые показания суду, – подытожил Александр Борисович. И уже другим голосом, посерьезнев, добавил: – Вернемся, собственно, к теме нашего исследования. – Это выражение – про «битие» – так и осталось нашей шуткой на долгие годы.

Когда спустя два дня наступил момент вынесения решения, мы гадали: что скажет суд? Шесть часов в совещательной комнате А. Б. вместе с заседателями готовил свой вердикт. С одной стороны, этот отец – такой удачливый, успешный и вроде бы пекущийся о детях шести и восьми лет. Девочку восьмилетнюю даже допрашивали в суде, выясняя, «с кем она хочет жить – с папой или мамой?». По закону такой «допрос» разрешался и адвокаты на этом очень настаивали.

Посмотришь на этого отца: чистенький, ухоженный, в перерывах дарящий детям какие-то игрушки, сладости и немного заискивающе заглядывающий в глаза. И характеристики у него были положительные, и каких-то свидетелей он приводил для подтверждения неблаговидного поведения бывшей супруги. А. Б. часто нам повторял: «Когда все так хорошо – это подозрительно». Бывшая жена худощавая, около 30 лет, небольшого росточка женщина. Бледное лицо с большими кругами под удивительно синими глазами, обкусанные губы и дрожащие руки, постоянно теребившие несвежий носовой платок, в который она и плакала, и сморкалась, дополняли весьма печальную картину. Ее рассказ о том, что она действительно начала работать в ночную смену, так как за это больше платят и ей можно что-то прикупить ребятам сладенького, вызвал вопрос у суда: «А что, разве отец не платит денег на содержание детей?» В ответ женщина в очередной раз расплакалась и сказала, что отец за лето и весну приезжал три раза, привез мальчику брючки, девочке – кофточку, несколько тетрадок и лимонад. «И это всё?» – поинтересовался Александр Борисович. «Да, всё», – почти прошептала ответчица. Видно было, что устала она очень, что трудно тянуть самой детишек и что ее дурковатая мамаша и ей житья не дает. И, похоже, что ребятишкам от матери тумаки достаются действительно… Но девочка хотела остаться с мамой, а мальчишка, получивший тут же, в зале суда от папаши большую машину и огромную шоколадку, видно было, что готов с ним ехать. По причине малолетства младшего суд не спрашивал о его желании, хотя отец и подзуживал: «Сынок, расскажи дядям и тетям, как мама пьет водку с другими дядями дома и вас бьет». «Полный придурок, – переглянулись мы с Агнией. – Ну, надо же так мучить ребенка… да при огромном скоплении людей».