Прислонившись к гладкому дереву, оперлась затылком и закрыла глаза. Сердце стучало в ушах, звеня шумом. Низ живота по-прежнему изнывал от секса со Львом. Он был неугомонен эту ночь. Чувствовала, что ему нужно было гораздо больше, и я бы дала это большее, не будь в моей груди теперь бреши из-за папарацци. Престиж и лицо серьезного адвоката Москвы – все для меня. Это моя жизнь, которую я строила, опираясь лишь на свои силы. Столько всего стоит на кону, и, если я допущу хоть малейшую оплошность, мне потом припомнят. В руках шелестит газета, на которой, я подозреваю, уже пестрит очередная статья об Александрове. Так и есть. Развернув ее, на главной странице были он и я, широкое фото, практически во всю колонку. И заголовок «Банкир и Адвокат. Новая история охмурения Александровым своего защитника». Ох… простонала я, скрываясь за ладонью. Я провела ею по лицу, будто могла стереть сегодняшний день… и вчерашний. А потом поняла, нет – вчера было волшебно и так желанно. Я сама кинулась в объятия Льву. Поэтому вина Льва не оправдана, я тоже поступила опрометчиво. Совершенно не подумав, повелась на свои эмоции, от которых старалась бежать столько лет. Ох, Лев… что ты делаешь со мной, сукин сын… Ухмыльнувшись, я отошла от двери. Хватит рефлексировать, пора браться за дело и найти того, кто так жаден до свободы Льва.

Через полтора часа кропотливой работы, я откинулась на спинку стула, погружаясь в размышления. Хотела немного передохнуть, сделать паузу перед новым рывком, но в кабинет постучали. Кирилл. Только он стучит короткими стуками, затем входит бесцеремонно, словно ничего не происходило.

— Почему к папке по делу Александрова у меня нет доступа? — скрестив руки на груди, он с порога задает в лоб вопрос. Знает, что я никогда не пойду на уловку угрозы, но сейчас… что-то во мне встрепыхнулось. Может, я скучала по нему? А, увидев, поняла, что мы стали настолько чужими друг для друга.

— И тебе «доброе утро», — глухо ответила, увиливая от прямого ответа.

Кирилл приблизился к моему столу, затем по-свойски оперся ладонями о его край, практически нависая надо мной.

— Почему нет доступа? — рычит, темнея на глазах. Я же сижу совершенно спокойно. Напротив, мне стало забавным его любопытство к делу.

— Ты ушел, — в моем голосе нет намека на дрожь и переживания. Кирилл замер.

— Ты не долго горевала обо мне, — саркастически замечает, выпрямившись струной. Напряжен, но подозрительно сдержан. Ветров не бывает просто так молчалив, если его что-то не устраивает. — Как оно, трахаться с Александровым? Понравилось?

Я тихо хохотнула, но смотрю пристально в его черные глаза. Казалось, Кирилл свирепел, но его что-то останавливало. Я не узнавала в нем своего любимого мужчину, от которого собиралась рожать ребенка. С которым я хотела связать свою жизнь, потому что Ветров заворожил меня собой.

— Какая разница, — с легкостью отвечаю, игнорируя его намерения на развитие скандала. Я знала Кирилла, как облупленного, но только он не понял меня… мы разные.

— Разница есть, — неестественно рыкнул, оскалившись.

— Какая, Кирилл, — устало выдохнула, затем встала со стула и подошла к окну, которое выходило на центральный вход. Чувствую спиной, что мужчина приближается ко мне, а потом прохладные ладони ложатся мне на талию с обеих сторон. Я отпрянула, словно меня только что ужалили острием ножа. Отошла от окна, скрываясь от палящего утреннего солнца. Не желала его прикосновений, хотя по-прежнему Ветров что-то значил для меня.

— Вот в чем разница. Одна ночь, и ты стала другой. Не моей, Ева. Не моей, — повторяет, двигаясь ко мне короткими шагами. Затем резко хватает за шею и со всей силы припечатывает к стене.