До сих пор Пандора проявляла откровенное презрение к семейным ценностям. Ее первый муж, Джулиан, не скрывал, а точнее, бахвалился направо и налево своей гомосексуальностью. А нынешний Пандорин любовник, Джек Кавендиш, был трижды женат, и у него десяток признанных им детей, трое из которых пребывают сейчас в нарколечебницах. А старший отпрыск томится в турецкой тюрьме. Остальные дети Кавендиша, похоже, спутались со странными религиозными сектами. Младший, Том, служит священником в Халле.

Для меня загадка, как Пандоре удалось пройти отборочную комиссию Лейбористской партии. Она ведь выкуривает в день не меньше сорока сигарет.

Журналист спросил Пандору о нынешнем партнере.

– Он профессор филологии в Оксфорде, – ответила она сиплым голосом. – И я получаю от него огромную поддержку. И сама, – добавила она, – тоже всегда и во всем его поддерживаю.

– Вот это верно! – заорал я в радио. – Ему без твоей поддержки не обойтись, потому что этот урод – хронический алкаш и после восьми вечера не стоит на ногах.

На восемнадцатой дорожной развязке у меня иссякли запасы «Опал фрутс», поэтому я подъехал к заправочной станции и купил три пакетика. Производители, случаем, ничего не добавляют в леденцы? Какую-нибудь дрянь, вызывающую привыкание? Что-то слишком много я думаю о леденцах в последнее время. Проснулся как-то в три часа ночи и расстроился из-за того, что в квартире нет ни одного леденца. Все улицы Сохо тогда обрыскал. Стоило ночью выйти из дома, как мне тут же предложили лесбийский секс, героин и часы «Ролекс», а за невинным пакетиком леденцов «Опал фрутс» пришлось гоняться целых полчаса. Что этот факт говорит нам о мире, в котором мы живем?

Лейбористское правительство все изменит. Мистер Блэр – ревностный христианин, и я предсказываю, что страну охватит религиозное возрождение. Я страстно желаю наступления того дня, когда проснусь утром и пойму: аллилуйя! я тоже верю в Бога!

Когда на обратном пути к машине я разрывал пакетик с «Опал фрутс», ко мне подошел высокий человек в комбинезоне водителя грузовика. По тому, как он преградил мне путь своими толстыми ручищами, я понял, что водитель чем-то недоволен.

– Это ты козел из «монтего»? – спросил водитель. – Который тащится по средней полосе со скоростью сто километров в час?

Его агрессивный тон мне совсем не понравился. Я указал ему, что шоссе довольно сырое и, по моему разумению, 100 километров в час – это достаточно быстро.

– Ни хрена себе, да мой грузовик висит у тебя на хвосте от самого Уотфорда! – заорал он. – Ты что, не видел, как я тебе мигал фарами?

А я ответил:

– Видел. И решил, что это знак симпатии.

– Да откуда у меня может взяться симпатия к такому козлу, как ты?

Я сел в машину и посмотрел, как он запрыгивает в кабину своего грузовика. С облегчением понял, что он работает не у Эдди Стобарта, водители которого надевают под комбинезон аккуратную сорочку и галстук, а грузовики свои содержат в безупречной чистоте. Этот болван везет из Корнуолла в Дербишир целый грузовик минеральной воды. Зачем? Дербишир состоит из минеральной воды. Там шагу нельзя ступить, чтобы не свалиться в ручей, озерцо или бурлящую реку.

Посидев немного на стоянке, чтобы этот псих отдалился на несколько километров, я выехал на шоссе и, памятуя о недавней стычке, вдавил педаль газа и довел скорость до 98 километров в час.

Как только я свернул с шоссе, передо мной предстало восхитительное лицо Пандоры, взирающее на меня с предвыборного плаката, пришпиленного к стволу каштана на обочине дороги. Я остановил машину и вышел, чтобы получше разглядеть любовь всей моей жизни. Это был роскошный снимок, в духе Голливуда 40-х годов. Подсвеченные русые волосы волнами спадали на плечи. Лоснящиеся губы были приоткрыты, обнажая белые, как у гарпий, зубы. Глаза Пандоры вопили: «Постель!» На ней был темный пиджак, под ним – намек на белые кружева, а под белыми кружевами – намек на чувственную ложбинку. Я знал, что каждый мужчина в Эшби-де-ла-Зух на коленях приползет голосовать за Пандору.