На лице Гинце появилось выражение обиды – настолько искреннее, что на мгновение я засомневался. Брови сдвинулись к переносице, уголки губ опустились, в глазах появился укор.

– Александр Иванович, я действительно не понимаю источник вашей агрессии. Мы же старые друзья, соратники, прошли через столько испытаний вместе. Неужели вы думаете, что я способен навредить Его Величеству? Что я не просчитал все риски? Я же не враг вам, не враг императору…

Игра была превосходной. Если бы я не знал о нейрочипе, если бы не наблюдал метаморфозу профессора последние недели, может, и поверил бы. Но сейчас это выглядело как попытка сложной машины имитировать человеческие эмоции – технически безупречно, но без той искренности, которая отличает настоящие чувства от их симуляции.

– Прекратите этот спектакль, – я поморщился, словно от зубной боли. – Густав Адольфович, мы оба знаем, что после установки чипа вы изменились. Кардинально изменились. Так что давайте без этих… эмоциональных манипуляций. У нас нет времени на игры.

Обиженное выражение исчезло с лица профессора мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем. Никакого перехода, никакой постепенности – просто в одну секунду обида, в следующую – нейтральность.

– Как вам будет угодно, – сухо произнес Гинце. – Перейдем к делу. Что именно вас привело ко мне, Александр Иванович?

– А вы не догадываетесь? – я внимательно следил за его реакцией. – Час назад на военном совете император принял решение, которое может стоить нам всем жизни. И я хочу знать – чья это была идея.

– Решение? – в голосе профессора появилось любопытство. – Какое решение? Я не в курсе деталей совета.

– Лучше ответьте прямо: зачем вы посоветовали императору не назначать главнокомандующего?

Эффект превзошел все мои ожидания. Глаза Гинце расширились, рот приоткрылся, очки съехали на кончик носа – картина полного и абсолютного изумления.

– Что? О чем вы говорите? Главнокомандующего? Александр Иванович, я понятия не имею, о чем речь!

Я коротко, но емко пересказал события последних часов. Как мои наблюдатели засекли три точки входа в систему. Как мы собрались на экстренный совет у императора. Споры адмиралов о стратегии обороны, мое предложение о назначении единого командующего. И наконец – шокирующее решение восьмилетнего императора оставить все как есть, без изменений в командной структуре.

С каждым моим словом изумление на лице профессора становилось все более явным. Когда я упомянул о трех вражеских эскадрах, он вообще схватился за край стола, словно почва ушла у него из-под ног.

– Три флота? И они будут здесь через… через сколько?

– Девять часов и семнадцать минут, – машинально уточнил я, скосив взгляд на таймер. – Может, чуть больше, если выберут окольные маршруты. Но не намного. Ну, и вероятно не все сюда прибудут, а только один из них…

– Боже мой… – Гинце снял очки и принялся протирать их с такой силой, что я испугался за целостность линз. – И вы думаете, что я посоветовал Его Величеству отказаться от назначения главнокомандующего? В такой-то ситуации?

– А кто еще? – я не сводил с него взгляда. – Вы на сегодняшний момент – ближайший советник императора. Мальчик прислушивается к вам больше, чем к кому-либо другому. Если не вы, то кто?

Гинце посмотрел мне прямо в глаза. И тут произошло нечто совершенно неожиданное – профессор поднял правую руку и перекрестился. Медленно, истово, как делают глубоко верующие люди.

– Клянусь вам, Александр Иванович! Клянусь Господом Богом, наукой, памятью о нашей дружбе – я не только не советовал такого Его Величеству, я вообще не знал ни о совете, ни тем более о вражеских флотах! Это известие для меня такой же шок, как и для вас!