Все сидящие за столами прихлебатели диктатора одобрительно закивали. Эти лизоблюды были готовы поддакивать любой, даже самой нелепой и циничной сентенции своего хозяина. Их ничуть не смущало вопиющее лицемерие происходящего – главное, угодить всесильному покровителю и остаться в его милости.

– Значит, вы помирились? – Зубов сейчас находился как в тумане. Конечно же, он понимал, кто сейчас находится перед ним, но играл роль. Он старательно делал вид, будто искренне верит в неожиданное перемирие регента и настоящей княжны.

Самсонов же, несмотря на то, что был почти в невменяемом состоянии, смотря на шокированного Зубова, понял, почему контр-адмирал находится в ступоре, и победно ухмыльнулся. Даже сквозь хмельной дурман диктатор разглядел истинные чувства и мысли своего соперника. Он прекрасно видел, какую боль и ярость вызывает в Демиде зрелище Тисы в объятиях другого. И это наполняло черную душу Самсонова мстительным ликованием.

Мол, не чета ты мне, мальчишка, и все равно будет по-моему. Хотел спрятать от меня это полиметаллическое сокровище – ничего у тебя не получилось. Иван Федорович упивался своим триумфом, наслаждаясь беспомощностью и унижением Зубова. Он чувствовал себя всесильным повелителем, способным отнять у соперника самое дорогое и растоптать его мечты.

А вслух адмирал-регент произнес:

– Мы не просто помирились с Таисией Константиновной, мы в последнее время стали с ней невероятно близки, – с этими словами диктатор бесцеремонно обнял и поцеловал прямо в губы сидящую рядом Тису. Он сделал это нарочито грубо и развязно, напоказ, чтобы у Зубова не осталось никаких сомнений в характере их отношений. Чтобы добить контр-адмирала окончательно, растереть в пыль остатки его надежд и достоинства.

Тиса после поцелуя многозначительно посмотрела в глаза Демида. В ее взгляде читалось одновременно сожаление, вина и мольба о прощении. Казалось, девушка-андроид и сама страдает от происходящего, но не в силах ничего изменить. Она словно умоляла Зубова понять и не винить ее, не отвергать за то, что она стала пешкой в чужой жестокой игре. По крайней мере, именно это Демид прочитал в ее взгляде. Может, просто хотел в это верить?

– Она у меня еще и скромница, – засмеялся, хвастаясь Самсонов, под дружный смех своих собутыльников.

Демид стиснул зубы, борясь с обжигающим желанием схватиться за саблю. Он понимал, что поддавшись ярости, ничего не добьется, а лишь подпишет себе смертный приговор. Глубоко вздохнув, Зубов заставил себя разжать кулаки и растянуть губы в вымученной улыбке.

– Что ж, господин адмирал, примите мои поздравления! Я искренне рад, что вы наконец обрели счастье и гармонию рядом с ее высочеством. Лучшей пары и пожелать нельзя.

Контр-адмирал развернулся, чтобы побыстрей уйти и не видеть этой омерзительной картины. Он боялся, что не выдержит и сорвется, наделает глупостей. Сейчас следовало держать себя в руках и не показывать истинных эмоций. Пусть Самсонов и дальше считает его верным псом – так будет проще подобраться к цели.

В сердце молодого человека стала проникать ненависть к сидящему перед ним диктатору. Ненависть как к лютому, кровному врагу. С каждой секундой это чувство разрасталось, захватывая все существо Зубова. Оно гнало кровь по венам быстрее, туманило разум алой пеленой, заставляло пальцы конвульсивно сжиматься, словно в предвкушении, как они вопьются в глотку ненавистного адмирала.

И вроде бы из-за чего? Из-за робота, пусть и прекрасного и совершенного во всех отношениях? Демид и сам понимал абсурдность ситуации. Не смешно ли – готов убивать из-за искусственной девицы, из-за куклы, внешне неотличимой от человека? Не стоит ли сначала разобраться в себе, в природе собственных чувств?