Зубов невольно поморщился, вспоминая свои столкновения с этой дивизией.

– Да, я видел, как сражается эта 34-я, – нехотя буркнул диктатор, мрачно уставившись в стену. В его голосе звучало раздражение. – Просто пока ее командиру везет, ничего более…

Иван Федорович поморщился. Ему претила сама мысль о том, что кто-то, кроме него самого, мог быть удачливым космофлотоводцем.

– Я не связываю победы данного подразделения с везением его командующего, скорее с его опытом и невероятной быстротой реакции, – хмуро сказал на это Демид. Адмирал прекрасно помнил свои схватки с 34-й дивизией. Как бы он ни старался, какие бы хитрости и уловки ни применял – враг всегда оказывался на шаг впереди, предугадывал каждый его маневр.

– Погоди, а разве он не погиб в стычке с Красовским? – замотал головой Иван Федорович, пытаясь вспомнить командира упомянутой дивизии. События последних дней смешались в его затуманенном алкоголем сознании в одну пеструю круговерть. Лица, имена, корабли – все сливалось в бессмысленный хоровод, мельтешащий перед глазами. – Веневитин, кажется… Ну, точно контр-адмирал Веневитин… Он же сгорел на своем флагмане в дуэли с «Екатерины Великой»…

– Это прежний командующий, – поправил Самсонова, Демид Александрович. В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение. – Новый куда более деятельный и опасный. Да, вы его прекрасно знаете, ведь он некоторое время назад служил под вашим руководством…

Зубов многозначительно посмотрел на Самсонова, ожидая реакции. Он прекрасно знал, как взвинчен и раздражен сейчас диктатор. И намеренно провоцировал его, подначивал, будто хотел добиться какой-то определенной, только ему известной цели.

Иван Федорович на миг замер, будто громом пораженный. В его затуманенном сознании стали медленно всплывать какие-то смутные образы, обрывки воспоминаний.

– Он с Черноморского флота?! – сначала удивился, а потом сильно разозлился Иван Федорович. Кровь бросилась ему в лицо, на щеках заходили желваки. Адмирал почувствовал, как внутри него поднимается темная, удушливая волна гнева. – Такой же ренегат, как Козицын?! Кто это, черт возьми?!

– Контр-адмирал Васильков, – ответил Зубов, спокойно, почти равнодушно, будто его ничуть не волновала вспышка ярости Самсонова.

– Ааааа! – зарычал Иван Федорович. Его лицо исказилось от бешенства, глаза полыхнули безумным огнем. Он вскочил, опрокинув стул, и принялся метаться по комнате, словно раненый зверь в клетке. – Ну, конечно, куда без этого выскочки! А его уже начал забывать! Васильков – пусть его черти раздерут! Опять путается у меня на пути… Так это ему его родственичек Дессе доверил командовать 34-ой? Ладно, доберемся и до этого трусливого сопляка…

Диктатор брызгал слюной, потрясал кулаками, выплескивая в пространство всю копившуюся злобу и обиду. Васильков! Это имя жгло его память каленым железом, бередило старые, незажившие раны. Что ж, видно придется преподать урок еще раз. Только на сей раз – последний и окончательный.

Зубов наблюдал за истерикой Самсонова с плохо скрываемым презрением. Ему претила сама мысль о том, чтобы служить под началом этого спятившего параноика, одержимого жаждой мести и власти. Но выбора не было – по крайней мере, пока.

– Трусом Василькова, как и его старших офицеров, что смело вышли наперерез моей «Москве», я назвать точно не могу, – отрицательно покачал головой Демид Зубов. Он прекрасно помнил ту схватку – отчаянную, почти безнадежную. – Чего-чего а отваги эти троим точно не занимать. Я прекрасно сумел прочувствовать это в нашу крайнюю встречу… О, как же я хочу снова встретиться с ним и продолжить наш прерванный поединок!