Нейтен Джонс скрипнул зубами, едва сдержав готовое сорваться с губ ругательство. Ему стоило больших трудов сохранить бесстрастное выражение лица и не выдать обуревавшие его чувства. Вице-адмирал понимал, что своим неуместным замечанием он только навлек на себя очередной гнев командующего и выставил себя в невыгодном свете перед остальными офицерами. Приходилось подавить уязвленную гордость и постараться сгладить произведенное впечатление.

– Вы совершенно правы, сэр… Я рад, что именно вы руководите этой операцией, – почтительно кивнул Джонс, всем своим видом изображая смирение и признание авторитета Дэвиса. – Ваша прозорливость и стратегическое мышление не раз спасали нас от грубых просчетов. Прошу прощения за то что перебил вас. Этого больше не повторится.

– Отлично, тогда, если вы позволите, я продолжу свою мысль, – бросил на Джонса тяжелый взгляд командующий, словно приколачивая того к креслу. – И впредь постарайтесь тщательнее обдумывать свои реплики, вице-адмирал. А то мне начинает казаться, что ваше звание и новая должность слишком вас отягощают и вы не совсем готовы к возложенной на вас ответственности. Не разочаровывайте меня.

Дождавшись от смущенного Джонса еще одного покаянного кивка, Коннор обвел глазами притихших подчиненных и вернулся к прерванной мысли:

– Так вот, что касается нашего султана Селима. Возможно, этот хитрый лис и порадовался бы сейчас свалившимся ему в руки провинциям, если бы, во-первых, уже давно не ждал этих приобретений с таким нетерпением и они стали бы для него приятным сюрпризом. А во-вторых, если бы между нами не пробежала черная кошка недоверия и взаимных претензий…

Память услужливо перенесла Дэвиса на несколько месяцев назад, когда по его собственному недомыслию и поспешности «Таврида» была объявлена национальной системой АСР, хотя изначальный договор с Османской Империей, заключенный еще до войны с Россией, ясно закреплял весь этот пограничный сектор за султаном. Но Коннор в пылу эйфории от первых успехов кампании допустил непростительную ошибку и одним росчерком пера перечеркнул достигнутые ранее договоренности. Тем самым он не только унизил Селима, но и оттолкнул его от американцев, вынудив пойти на сближение с императором Константином.

Этот дипломатический конфуз стоил Дэвису немалых трудов и унижений. Ему пришлось улаживать это недоразумение с разгневанным султаном и всеми правдами и неправдами можно сказать вымаливать прощение, убеждая Селима в случайности произошедшего и незыблемости американо-турецкого союза. В конце концов американцу командующему удалось погасить назревающий скандал, вернув «Тавриде» статус османского владения, но осадочек-то остался. Дэвис видел, что в душе суровый султан не простил ему этой выходки и постарается при случае припомнить нанесенное оскорбление.

Вроде бы все было впорядке и османы помогли Дэвису, но командующий не обольщался насчет истинных чувств своего старого и верного «союзника». Селим явно держал камень за пазухой и выжидал удобного момента, чтобы исподтишка, а может и в открытую, насолить зарвавшимся американцам. И сейчас, когда основные силы «янки» должны были увязнуть в схватке за «Екатеринославскую», для вредного старикашки султана вполне мог представиться подходящий случай для такой мести. Нельзя было сбрасывать со счетов вероятность внезапного турецкого демарша, способного спутать все карты и нанести удар в спину увлекшимся захватом новых территорий адмиралам АСР…

… Между тем Элизабет Уоррен согласно кивнула командующему, безошибочно уловив ход его рассуждений. Она тоже не понаслышке знала вероломный и мстительный нрав османов и понимала всю серьезность потенциальной угрозы с их стороны. Вице-адмирал пристально посмотрела на Дэвиса, безмолвно спрашивая, какую роль в противодействии этой угрозе он отвел ей и ее кораблям.