– Откройте огонь, капитан, будьте любезны, – сказал он, и еще до того, как прозвучали последние два вежливых слова, Буш поднял рупор и во всю глотку повторил приказ.

Помощник артиллериста у грот-люка передал команду на нижнюю орудийную палубу. Хорнблауэр с удовольствием отметил короткую паузу – она означала, что канониры наводят пушки на цель, а не просто дергают шнур сразу, как услышали приказание. Затем прерывисто громыхнуло, корабль содрогнулся, дым клубами полетел по ветру. В подзорную трубу Хорнблауэр видел, как вокруг замаскированной батареи взлетает выбитый ядрами песок. Вновь и вновь ревели семнадцать двадцатичетырехфунтовок, палуба под ногами содрогалась от выстрелов и от грохота пушечных катков.

– Спасибо, капитан Буш, – сказал Хорнблауэр. – Можете поворачивать.

Буш заморгал; он вошел в такой боевой раж, что не в первое мгновение осознал приказ.

– Есть, сэр. – Буш поднял рупор. – Прекратить огонь! К повороту оверштаг!

Команду передали канонирам, и грохот сразу смолк, так что «Руль под ветер!» Буша, обращенное к рулевому, прозвучало неестественно громко.

– Пошел грот! – взревел Буш.

Когда «Несравненная» начала поворачивать, вставая на ровный киль, сразу несколько фонтанов взметнулось у правой раковины. Ядра впервые легли так кучно, – если бы не внезапный поворот, они бы попали в цель. Сейчас Хорнблауэр мог лежать на шканцах в крови, с выпавшими кишками.

«Несравненная» прошла линию ветра, паруса наполнялись.

– Пошел фока-брасы!

Матросы побежали к корме с брасами подветренного борта, кливер и грот-стаксель наполнились ветром, «Несравненная» легла на новый галс.

– Будут еще приказания, сэр? – спросил Буш.

– Пока достаточно.

В крутой бейдевинд на правом галсе «Несравненная» устремилась туда, где ждали шлюпы. На берегу, надо думать, сейчас ликуют, что отбили серьезное нападение; какой-нибудь хвастун-канонир клянется, что своими глазами видел, как ядра били в британский корабль. Теперь надо их убедить, что эскадра по-прежнему замышляет совершить прорыв.

– Мичман! – позвал Хорнблауэр.

По фалам «Несравненной» взлетела цепочка цветных флажков. Хорошее упражнение для сигнального мичмана: передать «Уже бледнеет день, скрываясь за горою»[20] как можно быстрее. Теперь он в подзорную трубу читал ответ «Ворона»:

– «М-ы… мы… ч-а-щ-и»… наверное, «чаще», сэр… «е»… нет, получается «мычащие», сэр. «С-т-а»… утвердительный флажок…

Значит, Коул хотя бы знаком с «Элегией на сельском кладбище» Грея, а сигнальный офицер на «Вороне» догадался заменить два буквенных флажка одним утвердительным.

– «Мычащие стада толпятся над рекой», сэр, – доложил озадаченный мичман.

– Очень хорошо. Подтвердите.

Весь этот обмен сигналами наверняка вызвал интерес на берегу. Хорнблауэр распорядился поднять еще одно сообщение с позывными «Лотоса»: «Усталый селянин медлительной стопою» – и тут же получил в ответ недоуменное: «Сигнал не понят». Первис, первый лейтенант шлюпа, командующий в отсутствие Викери, явно не очень сообразителен, а может, просто плохо начитан. Что он в таком случае сейчас думает, Хорнблауэр вообразить не брался, хотя эта мысль и вызвала у него улыбку.

– Отменить сигнал, – распорядился он, – и передать другой: «Немедленно сообщите количество рыжих женатых матросов на борту».

Хорнблауэр подождал, надеясь, что Первису достанет фантазии соединить в ответе почти несовместимые остроумие и почтительность, но тот ограничился лаконичным: «Пять». Хорнблауэр вернулся к делу:

– Сигнальте обоим шлюпам: «Двигаться к бону в угрожающей манере, избегая боя».