– Нас ждут кареты, сэр, – перевел Браун.
Хорнблауэр видел их в конце пристани – два открытых четырехместных экипажа, запряженные великолепными лошадьми. Кучера на козлах были в пудреных париках с косичками и в красных ливреях – не того оттенка, как британский военный мундир, а чуть теплее. Лакеи в таком же наряде держали лошадей под уздцы, другие лакеи застыли рядом с дверцами.
– Старшие офицеры поедут в первой карете, – объяснил Браун.
Хорнблауэр, потом Уичвуд и Херст залезли в экипаж. Гусар с виноватой улыбкой забрался следом и сел спиной к лошадям. Дверца захлопнулась. Один лакей вскочил на козлы рядом с кучером, другой – на запятки, и лошади помчали вперед. Дорога вилась через большой парк, поляны сменялись купами деревьев, там и сям фонтаны выбрасывали струи высоко в небо, мраморные наяды склонялись над мраморными бассейнами. Иногда на повороте возникала широкая красивая аллея, мраморная лестница или изящный мраморный павильон, однако у каждого павильона, у каждого фонтана стоял часовой. При виде кареты все они брали на караул.
– Последние три царя были убиты, – заметил Уичвуд. – Только царицы умирают в своей постели. Александр предпочитает не рисковать.
Экипаж снова круто повернул и въехал на широкий, усыпанный гравием двор. Хорнблауэр едва успел разглядеть в дальнем конце длинное здание в стиле рококо, а карета уже остановилась у входа. Часовой взял на караул, лакей в пудреном парике распахнул двери. Гусар по розовой мраморной лестнице провел гостей в просторный вестибюль, где рой слуг тут же бросился к ним, чтобы принять плащи. Хорнблауэр вспомнил сунуть треуголку под мышку, остальные последовали его примеру. Распахнулись следующие двери. За ними гостей встречал сановник в красном мундире (того же имперского оттенка, что кучерские ливреи, насколько можно было различить цвет под золотым шитьем). Он был в пудреном парике и держал в руке церемониальный жезл черного дерева.
– Кочубей, обер-гофмейстер двора, – представился сановник на прекрасном французском. – Коммодор Горнбловер? Лорд Вичвуд?
Они поклонились, Хорнблауэр представил остальных. Обер-гофмейстер скользнул взглядом по их мундирам, убеждаясь, что ничто недостойное царского двора не проникнет дальше этих дверей. Затем он вновь повернулся к Уичвуду и Хорнблауэру:
– Его высокопревосходительство министр флота сочтет за честь, если коммодор Горнбловер уделит ему время для короткой беседы.
– Я к услугам его превосходительства, – ответил Хорнблауэр, – однако прибыл сюда по велению его императорского величества.
– До выхода его императорского величества еще остается время. А его высокопревосходительство министр иностранных дел будет премного обязан, если лорд Вичвуд уделит ему несколько минут.
– Я к услугам его превосходительства, – отвечал Уичвуд. Для человека с его опытом он говорил по-французски на удивление плохо.
– Благодарю вас, – сказал Кочубей.
Он жестом подозвал еще трех придворных, рангом пониже (если считать показателем ранга обилие золотого позумента). По ключу на ленте Хорнблауэр угадал в них камергеров. Последовали новые представления, новые поклоны.
– Теперь, сударь, если вы соблаговолите пройти со мной… – обратился Кочубей к Хорнблауэру.
Два камергера занялись младшими офицерами, один – Уичвудом, а Кочубей повел Хорнблауэра прочь. Тот последний раз оглянулся на спутников. Даже твердокаменный Херст, даже Маунд с его притворной ленцой выглядели испуганными детьми, которых родители оставили незнакомой няньке. Однако у Брауна лицо было совсем другое. Зеленые глаза напряженно блестели, он озирался, как будто замыслил нечто отчаянное. Хорнблауэру сделалось не по себе; он вспомнил, что за волнением поездки во дворец позабыл о Брауне, об украденном пистолете, обо всем, что с ним связано. Требовалось время подумать, однако Кочубей быстро шел вперед. Они миновали великолепную комнату – Хорнблауэр едва успел отметить на ходу картины, мебель, скульптуры, – и двое лакеев (казалось, их тут сотни) распахнули следующие двери. Коридор был высок и широк – скорее картинная галерея, чем коридор, – однако Кочубей прошел по нему лишь несколько ярдов. Он резко остановился у неприметной двери. Два лакея торопливо шагнули в стороны. За дверью началась крутая лестница. Пролет – и они оказались перед следующей дверью. Ее охраняли четыре дюжих молодца в красных мундирах и синих шароварах – первые казаки, которых Хорнблауэр видел собственными глазами. Даже прижавшись к стене, чтобы пропустить гостей, они наполовину перегородили узкую лестницу, и Хорнблауэр вынужден был протиснуться боком. Кочубей очень тихо постучал и тут же открыл дверь, заговорщицким жестом поманив Хорнблауэра за собой.