– Бога ради, – сказал Хорнблауэр, – суньте руки в карманы и перестаньте дергаться.

– Есть, сэр, – отвечал Маунд, немного вздрогнув.

Он с благодарностью запустил руки в карманы и блаженно ссутулился, затем еще раз оглядел судно, прежде чем крикнуть мичману у крамбола:

– Мистер Джонс! Отдать якорь!

Канат скользнул в клюз, матросы бросились убирать паруса.

«Гарви» медленно развернулся против ветра; теперь его бушприт указывал почти точно на «Бланшфлер». «Мотылек» встал на якорь почти борт о борт с «Гарви».

Маунд с обманчивой неспешностью начал подготовку к обстрелу. Он взял несколько пеленгов, убеждаясь, что якорь держит. По его команде матрос привязал белую тряпицу на шпринг там, где канат лежал на палубе, и Маунд, выудив из кармана мелок, провел на досках черту с делениями.

– Мистер Джонс, – приказал он. – Поверните шпиль.

Четверо матросов у вымбовок немного повернули шпиль, выбирая шпринг. Белая тряпица поползла по палубе. Шпринг проходил через кормовой пушечный порт и крепился к якорю далеко на носу; выбирая его, можно было развернуть корму под нужным углом к ветру, движение тряпицы по начерченной мелом линии позволяло примерно оценить этот угол.

– Еще, мистер Джонс, – сказал Маунд, беря приблизительный пеленг на мачты «Бланшфлера».

Матросы налегли на вымбовки, защелкали палы.

– Стой! – крикнул Маунд.

Матросы остановились.

– Еще один пал! – скомандовал Маунд, вновь беря пеленг на грот-мачту «Бланшфлера», теперь уже со всей тщательностью.

Матросы всем телом навалились на вымбовки, шпиль щелкнул один раз.

– Еще один!

Щелк!

– Думаю, теперь все как надо, сэр, – сказал Маунд. Осевая линия «Гарви» указывала точно на «Бланшфлер». – Конечно, канаты растягиваются, и якорь может немного ползти, но я легко смогу удерживать нужный пеленг, выбирая или потравливая шпринг.

– Это понятно, – сказал Хорнблауэр.

Он был знаком с теорией бомбардирских кечей и даже пристально ею интересовался, так что сейчас с нетерпением ожидал предстоящей демонстрации. С тех самых пор, как в отчаянную минуту ему пришлось с большого расстояния стрелять по шлюпке из длинной шестифунтовки «Аэндорской волшебницы», Хорнблауэр сознавал, что искусство морской артиллерии нуждается в улучшении. Корабельные пушки стреляют практически наугад. Стрельба из мортиры с бомбардирского кеча – вершина морской артиллерийской науки, пусть и побочный ее побег, зато доведенный до совершенства. Высокая траектория и низкая начальная скорость снаряда, а также отсутствие случайной погрешности из-за неидеальной формы канала позволяли забросить бомбу с поразительной точностью.

– С вашего позволения, сэр, – сказал Маунд, – я пройду на нос. Я предпочитаю сам отрезать фитили.

– Я с вами, – ответил Хорнблауэр.

Две мортиры исполинскими котлами смотрели в небо.

– Тысяча сто ярдов, – сказал Маунд. – Для первого раза возьмем на пробу фунт и три четверти пороха, мистер Джонс.

Порох был разложен в картузы по фунту, по половине и по четверти фунта. Мичман вскрыл по картузу каждого размера, высыпал их содержимое в мортиру правого борта и дослал огромным фетровым пыжом. Маунд держал в руке линейку и смотрел в небо, что-то прикидывая. Потом он согнулся над бомбой и ножницами с большой тщательностью отрезал фитиль.

– Один и одиннадцать шестнадцатых, сэр, – виновато сообщил он. – Не знаю, почему я столько выбрал. При разной погоде фитиль горит с разной скоростью, и вроде сейчас надо столько. Конечно, мы не хотим, чтобы бомба взорвалась в воздухе, но, если сделать фитиль слишком длинным, лягушатники могут затушить его до взрыва.