Но вместо этого я натянула простыню на лицо Мика, прикрыла глаза, вспоминая матрицу левитации, и, наполнив ее силой, опустила на тело брата. Оно взмыло в воздухе.

– Госпожа целитель, – услышала я бас одного из картежников за спиной. – Куды ж вы его уносите-то? Не помер малец-то еще…

– На операцию, – не поворачиваясь, бросила я. И ведь не соврала. У меня действительно была операция. Братоспасательная.

Я пошла вперед, а за мной в воздухе поплыло тело. Вышло эффектненько. Жаль только, что сил отлевитировать Мика было ровно до ближайшей подсобки, где он и упал на пол. И я поняла, что мой резерв пуст. Окончательно. Слишком много энергии я израсходовала за последние двое суток.

– Где-то должно быть кресло-каталка, – высунувшись из кармана хламиды (и когда успел только туда перебраться?), пискнул старшенький. – Целильня же…

Что ж, в его словах был резон. И нам общими усилиями удалось отыскать деревянное, поскрипывавшее при каждом шаге плетеное кресло.

В него я попыталась посадить тело братца. Вот только когда взяла его под мышки, то с первого раза не смогла поднять. Все же сказывались усталость и полеты с водосточных желобов.

– Ты что, не хочешь меня спасать? – возмутился Мик, когда его голова второй раз стукнулась об пол.

– Я-то сама хочу, – выдохнула, вновь берясь за свою ношу. – Но вот мой организм слегка против.

– Тогда отдохни, – милостиво разрешил хомячелло. – А я постою на стреме.

Но я упрямо взялась за тело братца и с третьей попытки водрузила его на кресло-каталку. А затем достала из холщевой сумки склянку и влила ее в рот Мику.

Зелье, то самое, что изменило меня, подействовало и на братца. Медовая шевелюра окрасилась в медь, на носу проступили веснушки… Все, теперь и его не найти заклинанием. И, удовлетворенно выдохнув, я толкнула дверь подсобки и покатила кресло по коридору к лестницам – обычной и скатной.

По последней и добралась до первого этажа. И тут я услышала шаги. Успела закатить кресло за угол ровно в тот миг, когда в коридоре показались двое. И были они явно не целителями. Таких плечистых, расписанных шрамами и татуировками лекарей я не встречала. Да и вместо хламид на них были черные кожаные куртки с шипами – в таких самое то на нежить ходить, а не к пациентам.

Хотя… Наверняка об анатомии эта парочка знала немало. Особенно о костно-мышечном скелете и как его эффективнее всего ломать.

Такие мысли пронеслись в моей голове, пока я, осторожно выглядывая из-за укрытия, провожала взглядом типов. А еще что-то подсказывало, что пришли они по душу моего братца…

Едва сомнительные типы ушли, я вырулила с креслом-каталкой из-за угла, толкая ту предельно осторожно, чтобы несмазанные колеса не издали ни одного протяжного звука. И мне это даже удалось.

Зато когда мы с братцем оказались на улице, то ступицы на угнанной таратайке заголосили вовсю. Вот так, скрипя колесами (кресло) и зубами (это уже я), мы и помчались прочь от целительской. Ну, мне хотелось верить, что помчались, а не поползли под мерный такт «у-у-и-и-у-и-и».

– Давай вон туда, – ткнул лапой в сторону темной подворотни Мик, сидевший у меня на макушке.

– Так там не видно же ни демона. Думаешь, стоит? – с сомнением спросила я.

– Еще как! – заверил братец.

Я же решила, что он хомяк, ему виднее. И не потому, что сидел выше. Просто ночь – стихия грызунов. И зрение у них лучше человеческого приспособлено к сумраку.

Как выяснилось спустя четверть часа – не только у него. У растронков тоже с этим все отлично! На гнездо этих мелких полумагических паразитов мы и напоролись в приглянувшейся Мику подворотне.