Сава схватил смартфон и лихорадочными движениями отыскал телефонный номер Беаты. К его облегчению, она ответила сразу.

– Что случилось, милый?

– Просто поговори со мной, любимая.

– Ты хрипишь. У тебя всё хорошо?

Сава открыл было рот, чтобы рассказать о выкрутасах радио, но тревога уже таяла, растворялась в нежности, что струилась по голосу Беаты. Как будто грязный снежок бросили в теплую воду. Сава обо всём позабыл. Порой его охватывал необъяснимый страх, и только Беата, ее голос, ее тело, отшвыривали эти панические атаки далеко за горизонт. Вдобавок он почуял знакомый запах. Не совсем приятный, но и не отталкивающий. Успокаивающий.

– Кажется… кажется, я в порядке. – Сава огляделся и рассмеялся. Он торчал посреди проезжей части, недалеко от школы. Мимо проносились машины, раскачивая «туарег». – Прости, я что-то разнервничался. Бывает, да?

– Это называется совесть, Савелий. Вы ведь слышали о таком явлении, господин завуч?

– Думаешь, я был чересчур строг с Эвой?

– Нет, конечно. Это он был чересчур мягок с тобой.

Сава попыхтел губами и наконец сказал:

– Я тебя понял. Попытаюсь всё исправить. Люблю тебя.

– А я – тебя. Ты ведь не опаздываешь? В противном случае тебе придется иметь беседу с самим собой, господин завуч.

– Это было бы очень странно, но я бы справился, будь уверена.

Они попрощались, и Сава наконец-то вывел машину на свою полосу. На душе полегчало, но едва он проехал полсотни метров, как радио опять заговорило голосом Беаты.

– Ты ведь знаешь, что прав: этого засранца надо хорошенько выпороть. Твой отец не успел донести эту мысль, но ты вполне способен донести ее до сына. Только из хорошо выпоротых мальчиков вырастают хорошие люди, сам знаешь.

– Это точно, – согласился Сава и улыбнулся.

Этот обмен фразами мгновенно стерся из его памяти. Пошел новостной блок, и первой новостью было сообщение о незначительной сейсмической активности где-то на побережье. Но Сава уже не слушал.

Он подъезжал к школе.

3

Стелившаяся под ногами тень как бы намекала, что принадлежит человеку спортивному и вместе с тем обстоятельному.

Именно таким Симон Искра себя и ощущал – подтянутым и серьезным. Таким должен быть всякий учитель российской школы, не правда ли? Оставьте стереотипы про странных людей, работающих на благо образования, при себе. Нет, дорогие мои, Симон Искра не таков. Он не швыряется ключами в учеников и не выковыривает из зубов стружку от пиломатериалов. Нет-нет, родненькие, Симон Искра – это лучшее, что было, есть и будет в общеобразовательной школе № 66 Петропавловска-Камчатского.

С такими мыслями, больше походившими на заевшую пластинку, Симон покинул парковку и завернул в школьный двор. Поток учеников разноцветной лавиной поднимался по ступеням, собирался у остекленных дверей и процеживался через турникет, после чего разбегался по коридорам. Многие несли в руках легкие курточки, взятые в надежде на привычную прохладу.

– Искрит сегодня, не правда ли, Симон Анатольевич?

Симон обернулся. В тени слева от лестницы стояла группка девятиклассниц. Темно-синие плиссированные юбки, гольфики, голубенькие блузы. Замечательная школьная форма для девочек, если так подумать. Да, если так подумать и не брать в расчет аксессуар, не имеющий никакого отношения к стандартам школьной формы: сигаретную пачку.

– Только не вздумай открывать ее на территории школы, Золотарёва.

Нита Золотарёва с удовольствием тряхнула пшеничной гривой. Блеснули брекеты.

– Ну да, жара такая, что и искры хватит, чтобы прикурить, правда?

– Правда, – бесхитростно согласился Симон. Что-то подсказывало ему, что речь шла о его фамилии, но он предпочитал не замечать этого. – И лучше выброси сигареты, Нина.