в языке ацтеков» (этот суффикс читатель будет часто встречать на стараницах этой книги), то он окажется точно так же сбит с толку, как и Алиса в Стране чудес, когда она увидела улыбку Чеширского кота.

Науатль – это живой язык. Тысячи людей все еще говорят на нем, на нем написаны книги и есть музыкальные записи; некоторые выдающиеся ученые Мексики разговаривают на нем; он очень живой и пластичный, что будет видно при рассмотрении классификации диких растений ацтеков (см. раздел «Лекарственные растения»). Этот язык был таким же сложным, как и идеографическое письмо ацтеков; на нем можно было выражать сильные чувства и писать стихи. И хотя первые испанцы посчитали суффикс – тль сбивающим с толку, знатоки в XVI веке, овладевшие этим языком, нашли его ясным и гармоничным, обладающим немалым запасом слов.

И хотя здесь нет места для того, чтобы обсудить грамматику языка ацтеков, мы отметили, что в нем было все то, что один автор назвал «языковыми правилами поведения за столом». Наша современная грамматика сложилась незадолго до начала Реформации; до этого царило живое безразличие к синтаксису и правописанию. Поэтому так удивительно обнаружить какой-либо народ, каким были американские индейцы, столь далеко живущий от сети коммуникаций Старого Света, который создал язык с такой сложной грамматикой. В нем были производные слова и сращивания, «возникающие из контекста, и произношение безотносительно значения»; естественным результатом этого была агглютинация. Неизвестно, что добавили ацтеки к своему, доставшемуся им в наследство языку науатль, но тем не менее это добавление, вероятно, было существенным, потому что в результате их захватнических войн в ацтекский мир влился поток новых вещей, и у них должна была быть какая-то жесткая грамматика, чтобы принять их в свой язык при помощи личных и временных окончаний. Одной из первых книг, опубликованных в Мексике (в 1555 году), был словарь, составленный Мотолиниа. Грамматики, катехизисы, переложения текстов с идеографического языка науатль на испанскую орфографию следовали век за веком, пока в настоящее время их не стало достаточно для серьезного изучения «литературы ацтеков».

Речь ацтекского масеуалли была такой же земной, как и речь человека от сохи в любом другом месте; практичный и небрежный в разговоре, он строил свою речь, которая вырастала из необходимости, являющейся живой морфологией любого языка. Простые люди не придавали большого значения суффиксам, окончаниям лица, числа, падежа и рода; но в школах кальмекак Мехико-Теночтитлана, где обучали правильно говорить на языке науатль, исправляли ошибки в речи и расширяли словарный запас так, чтобы высокопоставленные лица умели должным образом говорить с богами или произвести впечатление на заезжих вождей; язык науатль здесь тщательно изучался. Так и должно было быть. Те информаторы, которые вместе с первыми испанцами занимались тем, что записывали разные тексты на языке науатль, знали грамматику своего языка. Будет достаточно такого примера: когда в 1529 году Саагун приступил к записи сохранившихся в памяти сказаний ацтеков, он, используя свою собственную орфографию, написал на языке науатль о солнце, главном боге года, так:

Tonatiuh [солнце] quautlevanitl
Xippilli, nteutl [бог]
Tone, tlaextia motonameyotia,
Tontoqui, tetlati, tetkaati, teytoni, teixlileuh,
Teixtilo, teixcaputzo, teixtlecaleuh.
Солнце, орел, огненная стрела,
Правитель года, бог
Озаряет, заставляет все сверкать, освещает все своими лучами.
Он дарит тепло, обжигает людей, вызывает у них пот,