– Слова нашего владыки Несауальпилли будут приняты во внимание, – проворчал судья Тепитцак и снова вперил в меня суровый взгляд. – Позвольте задать еще один вопрос подсудимому. – И он обратился ко мне: – Возлежал ли ты, Тлилектик-Микстли, с госпожой Жадеитовой Куколкой?

– Нет, мой господин, – ответил я. И тогда, видимо рассчитывая поймать меня на откровенной лжи, судьи вызвали Коцатля и спросили его, вступал ли его хозяин, то есть я, в плотские отношения с супругой правителя.

– Нет, мои господа, – пискнул мальчонка. – Но у него были для этого все возможности, – упорствовал Тепитцак.

– Нет, мои господа, – упрямо повторил Коцатль. – Всякий раз, когда мой хозяин находился в обществе госпожи, сколько бы это ни продолжалось, я присутствовал там же. Ни мой хозяин, ни какой-либо другой мужчина, принадлежавший ко двору, никогда не делили ложе с госпожой, за исключением одного случая. Это случилось, когда мой хозяин отбыл на праздники домой и госпожа в одну из ночей не смогла отыскать себе любовника вне дворца.

Судьи подались вперед. – Какой-то мужчина из дворца? Кто же это был? – Я, мои господа, – ответил Коцатль. Судьи отшатнулись. – Ты? – сказал Крепкая Кость. – Сколько же тебе лет, раб? – Мне только что исполнилось одиннадцать, мой господин. – Говори погромче, мальчик. Ты хочешь сказать нам, что обслужил обвиняемую в прелюбодействе супругу правителя, как подобает мужчине? Ты совокуплялся с ней? Неужели твой тепули способен?..

– Мой тепули? – пропищал Коцатль, поразив всех тем, что так дерзко прервал судью. – При чем тут тепули, он годен лишь на то, чтобы мочиться! Я обслужил мою госпожу так, как она мне велела, – при помощи рта. Уж я-то никогда бы не позволил себе коснуться знатной женщины чем-то таким гадким, как тепули…

Если мальчик и сказал что-то еще, это потонуло в хохоте присутствующих. Даже обоим судьям пришлось приложить усилия, чтобы сохранить бесстрастные лица. Впрочем, то был единственный веселый момент за весь тот мрачный день.

Тлатли вызвали одним из последних. Я забыл упомянуть, что в ту ночь, когда стража Несауальпилли нагрянула в мастерскую с обыском, Чимальи отсутствовал в связи с каким-то поручением. Чтимый Глашатай и его люди, похоже, не знали про второго мастера, а никто из обвиняемых про Чимальи не упомянул, так что Тлатли сумел представить дело таким образом, будто он работал без напарника.

– Чикуаке-Кали Икстак-Тлатли, – спросил господин Крепкая Кость, – ты признаешь, что некоторые из статуй, представленных здесь как свидетельства преступления, были изготовлены тобой?

– Да, мои господа, – твердо ответил обвиняемый. – Отрицать бесполезно. Вы видите на них мое личное клеймо: выгравированный знак головы сокола, а под ним – отпечаток окровавленной ладони.

Тлатли встретился со мной взглядом, и глаза его молили не упоминать о Чимальи. Я промолчал.

В конце концов судьи удалились в особую комнату, чтобы посовещаться, а зрители с радостью покинули хоть и просторный, но душный зал, чтобы глотнуть свежего воздуха или покурить в саду покуитль. Мы, обвиняемые, остались в зале под стражей, и все это время старались не смотреть друг на друга.

Закончив совещаться, судьи вернулись в зал, и, когда он снова наполнился людьми, господин Крепкая Кость выступил с традиционным заявлением:

– Мы, вопрошавшие злоумышленников, держали совет друг с другом, основываясь исключительно на представленных здесь уликах и прозвучавших показаниях, и пришли к общему решению по доброй воле и свободному убеждению, не действуя предвзято или по чьему-либо усмотрению, не питая к кому-либо из подсудимых ни добрых, ни дурных чувств личного характера и прибегая к помощи одной лишь Тонантцин, благородной богини закона, милосердия и правосудия. – Он извлек лист тончайшей бумаги и, сверяясь с ним, провозгласил: – Мы считаем, что обвиняемый писец Чикоме-Ксочитль Тлилектик-Микстли должен быть освобожден в силу того, что его действия, хотя и заслуживающие порицания, не являлись злонамеренными; кроме того, он частично искупил их, призвав к ответу преступников. Однако… – Крепкая Кость бросил взгляд на Чтимого Глашатая, потом весьма сердито взглянул на меня. – Мы рекомендуем изгнать освобожденного из-под стражи писца за пределы нашей страны как чужака, нарушившего законы гостеприимства.