– Нет! – непроизвольно произнесла сестра одними губами и, в ужасе глядя на четверых облаченных в черные рубища жрецов, провела дрожащей рукой по своему лицу. Его желтовато-коричневая кожа приобрела цвет самого бледного янтаря.

– Ты пойдешь с нами, – заявил другой жрец. – Следует соблюсти некоторые предварительные формальности.

– Нет, – повторила Тцитци, на сей раз громко.

Она обернулась, глянула на меня, и сердце мое упало. Глаза сестренки, полные ужаса и понимания, что ее ждет, были бездонно черными, так расширялись от закапанного в них снадобья зрачки Жадеитовой Куколки. Мы оба прекрасно знали, что это за «предварительные формальности» – женщины, прислужницы жрецов, будут осматривать удостоившуюся чести девственницу с целью удостовериться, что она действительно является таковой. Как я уже говорил, Тцитци были известны средства, позволявшие выдать себя за девственницу, но эти стервятники нагрянули совершенно неожиданно, и теперь у нее не было ни малейшей возможности принять необходимые меры.

– Тцитцитлини, – с мягким укором промолвил отец. – Отказываться тебе никак нельзя. Это будет неучтиво по отношению к жрецам, к женщинам нашего острова, остановившим на тебе свой выбор и тем самым оказавшим тебе честь, и, что хуже всего, по отношению к самой богине Тетеоинан.

– Это также рассердит нашего достойного правителя, – вставила мать, – ибо девственница в этом году была избрана по совету владыки Красной Цапли и его сына.

– Но меня-то никто не спросил! – воскликнула сестра в последнем порыве неповиновения.

Теперь мы с ней поняли, кто предложил Тцитци на роль Тетеоинан, не посоветовавшись с ней и не спросив ее согласия. Поняли мы и почему так получилось. Все произошло по наущению матушки, которая, во-первых, хотела похвастаться оказанной ее дочери высокой честью перед другими женщинами, а во-вторых, надеялась, что Тцитци в роли богини еще более распалит вожделение господина Весельчака, что подстегнет его к свадьбе. Маме очень хотелось, чтобы наше семейство причислили к знати, и ради этого она готова была отдать дочь Пактли в жены.

– Почтеннейшие жрецы, – взмолилась Тцитци, – я совершенно непригодна для этой роли. Если выступать придется мне, то все будут смеяться над моей неловкостью, что станет оскорблением для богини.

– Вранье! – отмел все возражения один из жрецов. – Мы видели, как ты танцуешь, девушка. Идем с нами. И немедленно!

– Предварительные формальности не займут много времени, – подхватила мать. – Иди, Тцитци, а как вернешься, поговорим о твоем наряде. Ты ведь у нас красавица. И ты будешь самой красивой Тетеоинан, когда-либо вынашивавшей Кентиотля.

– Нет, – слабо пролепетала сестра, отчаянно пытаясь придумать отговорку. – Я… время неподходящее… месячные…

– Никаких «нет»! – рявкнул жрец. – Мы не приемлем никаких возражений. Если ты не пойдешь сама, мы уведем тебя силой.

Мы с сестренкой не смогли даже попрощаться, поскольку предполагалось, что она уходит совсем ненадолго. Двинувшись к двери в окружении четверых вонючих стариков, Тцитци бросила на меня лишь один отчаянный взгляд, да и тот я чуть было не проглядел, потому что мои глаза в этот момент обшаривали помещение в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Клянусь, окажись у меня под рукой макуауитль Пожирателя Крови, я, словно сквозь «сорную траву», прорубил бы себе путь, прорвавшись через жрецов и родителей, и мы вдвоем убежали бы куда глаза глядят. Но ничего острого или тяжелого в пределах досягаемости не нашлось, а нападать с голыми руками было бесполезно. В свои двадцать лет я, пожалуй, совладал бы с четверыми стариками, но никак не с могучим, привычным к работе с камнем отцом. Он удержал бы меня без особого труда, а мой порыв навлек бы на нас обоих лишние подозрения. Так что последствия оказались бы роковыми. Хотя и так все в конце концов обернулось хуже некуда.