И похоже, мои проводящие пути органов чувств тоже перепутались, так что я считаю в цветах и вижу время картинками в голове. По правде говоря, цвета вторгаются в мои мысли в самые неожиданные моменты. Нас называют синестетиками. И вот я считаю в цвете, «вижу» время и – иногда – ассоциирую цвет с человеком или предметом.

Многие люди с синестезией страдают аутизмом или синдромом Аспергера. Не я. Но теперь я не люблю, когда меня трогают. И больше не понимаю шуток. Хотя, возможно, это потому, что я вряд ли буду когда-нибудь еще смеяться.

Когда-то я был нормальным, настолько, насколько это возможно для человека.

Но теперь это не так.

Его телефон зазвонил. Декер посмотрел на экран. Номер незнакомый, но это ничего не значит. Рекламируя свою работу частным детективом, он оставлял свой номер в самых разных местах. Сейчас ему не хотелось думать о работе, но, опять же, нельзя игнорировать платежеспособных клиентов. Если его вышвырнут из этой дыры за неуплату, он вернется в ящик. А зима уже близко. И пусть он накопил немного жира, который греет, прочная крыша над головой всегда лучше картона.

– Декер, – ответил он.

– Мистер Декер, я Александра Джеймисон из «Ньюс лидер». Могу я задать вам несколько вопросов относительно последних событий в расследовании, связанном с вашей семьей?

– Откуда у вас этот номер?

– Друг друга.

– Сегодня я уже второй раз слышу эту фразу. И в этот раз она ничуть не лучше первого.

– Мистер Декер, прошло шестнадцать месяцев. Вы должны что-то чувствовать, зная, что полиция наконец-то произвела арест.

– Откуда вы знаете об аресте?

– Я работаю с полицией. У меня есть контакты. Надежные контакты, которые сообщили мне, что подозреваемый находится под стражей. Вы что-нибудь еще об этом знаете? Если да, то…

Амос нажал кнопку отбоя, и ее голос исчез. Через секунду телефон вновь зазвонил, но Декер просто выключил его.

Он не любил прессу в бытность свою детективом, хотя иногда и журналюги приносили какую-то пользу. Но для частного детектива пользы от них не было вовсе. И они не получат от него никаких сведений или помощи по поводу расследования, «связанного» с его семьей.

Амос вышел из комнаты, сел на автобус на углу и доехал на нем до другого автобуса, на котором добрался до центра. Несколько небоскребов мешались с кучей других зданий, низеньких и средних, одни в хорошем состоянии, другие – не очень. Хорошо спланированные улицы лежали тесной сеткой прямых углов и ровных магистралей.

Он проводил мало времени в центре города. Преступления – по крайней мере серьезные – совершались либо в северной части, либо в пригородах. Но участок, где он работал и где находились камеры для арестованных, был именно здесь, в самом центре.

Декер стоял на улице и смотрел на здание напротив, в которое он входил каждый день в течение многих лет: Второй участок. На самом деле это был Первый участок, поскольку старый Первый сгорел. Но никто не озаботился сменой номера. Наверное, не было денег в бюджете.

Участок был назван в честь Уолтера Джеймса О’Мэлли, который возглавлял его лет сорок назад. О’Мэлли упал мертвым возле бара, когда шел под руку с любовницей. Но это никому не помешало назвать здание в его честь, что убедительно доказывало: адюльтер не особо вредит наследию человека. Даже если он убил тебя.

Старая берлога Декера была на третьем этаже. Отсюда виднелось то самое окно, в которое он таращился на улицу, когда не смотрел на Ланкастер, сидящую напротив в тесной комнатушке. Камеры предварительного заключения располагались в подвале, как раз со стороны этой улицы, так что сейчас от Себастьяна Леопольда его отделяло едва пятьдесят футов.