Эша посмотрела на хронометр на руке – до багряного часа оставалось меньше кварты.

– Нам лучше поторопиться, Парме Илламиль. Следуйте за мной.

Эша сделала несколько шагов, прежде чем поняла, что златовласая элвинг не сдвинулась с места.

– Почему вы не идёте? – удивилась Эша.

– Куда? – печально улыбнулась Парме.

– Домой.

– У меня больше нет дома.

Эша вернулась к Илламиль, хотела взять её за руку, но передумала.

– Я отвезу вас в Силурию, к отцу.

Казалось, взгляд Илламиль стал ещё грустнее:

– Я не могу вернуться. Теперь я принадлежу правителю Мэйтару – Вэл Тар Орму, будет он славен в веках.

Илламиль повернулась спиной, отодвинула волосы, обнажив шею. На светлой, словно фарфоровой коже чёрной меткой горел цветок Аббарра – клеймо, которое получают все наложницы.

– Это не столь важно. Его не видно, а специально никто проверять не станет. Ваш отец…

– Мой отец никогда не примет меня, – печально усмехнулась Илламиль.

– Я не понимаю, – начала было Эша, но Парме перебила её:

– Я благодарна за заботу. Правда, мне оченьприятно, что кто-то вспомнил обо мне… прежней, – Илламиль сделала паузу. – О той, кем я была. Но теперь я принадлежу Аббарру.

Эша всё ещё стояла, не зная, что ответить, когда по дорожке из ракушечника пронёсся маленький смерч и, врезавшись в Илламиль, зарылся в складки её платья.

– Мама, мама, я видел кайлина настоящего, живого. Пледставляешь? В небе Аббалла! И на нём был мальчик! Пледставляешь? А когда я стану сталше, я тоже смогу летать на кайлине?

Эша отступила в тень, продолжая наблюдать.

Ребёнок пытливым горящим взглядом ярко-алых глаз посмотрел на мать.

– Конечно, мой милый Рибу, когда ты подрастёшь, ты сможешь всё. Весь мир будет принадлежать тебе.

Маленький бист прижался к элвинг, продолжая с восторгом лопотать об увиденном, а Илламиль гладила его непокорные волосы, сквозь которые торчали маленькие рожки, и улыбалась.

Когда она взглянула на Эшу, то в её глазах была любовь и лёгкая грусть. «Рибу» – так называли рубины в пустыне. Эша перевела взгляд с матери на ребёнка, хотела что-то сказать, но передумала и, развернувшись, зашагала прочь. Второй раз за сегодня у неё не нашлось подходящих слов.

– Постой, – окликнула её Парме.

Эша остановилась.

– Спасибо, Ашри.

– Ты знала, кто я? – удивилась Эша. – И зачем я пришла?

– Я всегда знала, что однажды ты найдёшь меня.

– Но за что ты благодаришь меня? – нахмурилась Эша.

– За новое начало, которое ты мне дала, – улыбнулась Илламиль Парме, любимая наложница правителя Аббарра. – Доброго пути, Пепельная Птичка. Знай, тебе всегда будут рады в Чёрном Цветке. И пусть песок не обожжёт твой след.

Эша кивнула и покинула оранжерею. Наверное, не было ничего удивительного, что Парме Илламиль знала её имя. Имя той, кто разрушил её жизнь. Они обе были лишь сопутствующим ущербом, разменными фигурами на доске шархи.

«Весь мир будет принадлежать тебе».

Не скрыта ли в этих словах Парме такая же боль и ярость, что плещется и в венах Эши? И о каком новом начале говорила элвинг? О том, что стала любящей матерью или обрела власть, о которой мечтают многие?

Эша вышла под палящее солнце Мэйтару и, приложив ладонь ко лбу, взглянула в чистое небо, где парил кайрин.

– Что ж, дружок, попробуем добыть рубины иным способом.

Торден правил миргу к морю. Бист был не в духе. Эша сидела рядом, скрестив руки на груди и нахмурив брови.

– Ты говорила, дело выгорит, и мы не просто срубим «драконов» с напыщенного силурийского индюка, но ещё и героями будем.

– Она не могла вернуться. Ей действительно было некуда возвращаться. Не могла же я её силой увести?