Отцу ушло сообщение покороче: «Привет. Чудовищно занята. Наберу, как только смогу».

От Володи, как Дуня и думала, быстрого ответа не последовало. А вот отец тут же ей перезвонил.

– Какого черта происходит, Дунь?! Кто так делает? Я тебе два дня звоню. Ты то сбрасываешь, то не отвечаешь вовсе. Что я, по-твоему, должен думать?!

– Как насчет того, что мне не хочется с тобой говорить? – спросила она, подходя к окну. Надо заметить, вид из него открывался изумительный. Даже с учетом того, что прогноз на потепление оправдался – укрывший деревья снег осыпался, и из-за этого картинке как будто недоставало праздничности.

– Та-а-ак. И что это означает?

– А ты не догадываешься?

– Представь себе – нет.

– Почему ты не хотел, чтобы я бралась за этот проект, папа?

Отец Дуни тоже был архитектором. Известным архитектором. С именем и весом не только в их стране, но и далеко за ее пределами. Ей важно было его мнение. Поэтому она до последнего сомневалась – браться ли ей за то, что он с таким энтузиазмом поносил, или все же прислушаться к собственной интуиции.

– Я тебе тысячу раз объяснял! На юге работать сложнее всего. Слишком своеобразные понятия там о ведении бизнеса, слишком сложный у людей менталитет. Да там ведь до сих пор патриархат цветет буйным цветом. А тут ты… Командирша. Здравствуйте! И Юлька эта твоя… До сих пор не пойму, как ей удалось возглавить аж целый округ.

Да-да, Дуня это уже тысячу раз слышала.

– То есть Семен здесь ни при чем?

– Какой еще Семен?

– Тот Семен, которого я любила, папа.

– Та-а-ак, – снова протянул отец. – Только не говори, что вы встретились.

– Именно так. И чтобы уж до конца все прояснить, мы с ним поговорили.

– И что?

То, как быстро отец отбивал каждую ее фразу, свидетельствовало о том, что он крайне встревожен. Или зол. Или же и то, и другое.

– Да ничего. У меня к тебе один только вопрос – как ты мог? Я ведь… – Дуня сделала глубокий вдох, чувствуя, как переносицу начинает покалывать из-за подступающих слез. Воспоминания причиняли неожиданно сильную боль. Время будто растворилось, сошло вместе со снегом, оголяя почерневшие, до сих пор не незажившие раны. – Как ты мог? – все же всхлипнула.

– Значит так – у меня сегодня встреча, которую нельзя перенести. Но, думаю, уже завтра я смогу прилететь…

– Это не самое лучшее решение.

– Ты не хочешь меня видеть? – в голосе отца прозвучала растерянность. Вообще-то они с ним были очень близки. Может, поэтому по ней так сильно ударило его предательство?

– Да, папочка, пока не хочу, – губы Дуни дрожали, кривились. И это «папочка» – оно ведь как будто из детства. Того, которое закончилось в один день.

– Он чуть не убил тебя! – закричал Андрей Викторович.

– Ты преувеличиваешь.

– А ты не понимаешь! И не поймешь, пока сама не станешь матерью.

Выпалил и осекся. Дуня сильнее вцепилась в трубку. Сжала в пальцах до ноющей боли.

– Может быть, я бы уже давно была ей. Если бы Семен был со мной.

– Постой! Ты же не хочешь сказать, что до сих пор по нему сохнешь?!

Остаток фразы утонул в гудках, когда Дуня нетвердой рукой отбила вызов. И… нет. Нет, конечно, она по нему не сохнет. Просто… Боже, как жаль. Как жаль, что их чувства были поруганы, мечты разрушены, а доверие перемолото в пыль.

«Он хотел, чтобы я от тебя отстал, но прекрасно понимал, что никто в мире не сможет заставить меня отказаться от тебя и своих планов. Только если я сам решу, будто так будет для тебя лучше», – вот, как прокомментировал поступок отца сам Семен. И зная его, Дуня нисколько не сомневалась, что так и было бы.