Под эти мысли Семен и уснул. А проснулся от того, что у Дуни зазвонил телефон. Прислушиваясь к ее разговору, встал. Выглянул из комнаты, как раз когда та отбила вызов.

– Доброе утро. Это Юль Санна звонила. Говорит, к нам уже продирается техника, – с чрезмерным энтузиазмом отрапортовала Дуня. Краснов, хмурый, как и всегда по утрам, кивнул.

– Кажется, погода и впрямь улучшилась.

Дуня закусила губу. Переступила с ноги на ногу. Потерла подушечками пальцев узкую щиколотку.

– Теплеет. Наверное, город теперь подтопит.

– Вероятней всего.

Они обменивались пустыми заезженными фразами, потому что ничего лучше Семен пока не придумал. Дуня ясно дала понять, что не потерпит с его стороны никаких вольностей. И хоть она была не в силах ему запретить продолжать в том же духе, Краснов решил, что дальше будет действовать тоньше, хитрее и изощрённее. Что-что, а планировать операции по завоеванию он умел. Пусть даже прежде ему никогда не доводилось завоевывать женщину. Начать можно с малого. Например, зная, что он ей по-настоящему нравится, осознавая свою для неё привлекательность, можно было поиграть мускулами. Краснов зевнул. Поднял руки над головой и сладко потянулся, напрягая каждую мышцу. Под ее завороженным, будто приклеенным взглядом размял шею. Наклонил голову к одному плечу, к другому…

– Т-ты не против, если я первая схожу в душ? – запинаясь, пролепетала Дуня. В утреннем свете, льющемся из окна, ее щечки трогательно розовели. Черта с два она изменилась! Кто угодно, но не она. Во всем том, что действительно имело значение, его девочка осталась прежней. Трогательной, ласковой, чувствительной и сентиментальной. Она даже краснеть не разучилась! За все это время…

Очевидно, осознав, что выдала себя с потрохами, Дуня, сверкая пятками, рванула к ванной. Глядя ей вслед, Семен в который раз ощутил в себе нечто странное, делающее его непривычно уязвимым. Ее восхищенный взгляд его несказанно радовал, улыбка заставляла сжиматься сердце, прикосновения будили острое, испепеляющее желание, а упрямство раздражало и восхищало одновременно. Да, оно было ему совершенно не на руку, но… Ее искренняя вера в то, как правильно, ее страх причинить боль другим, ее отчаянная смелость и способность противостоять даже ему, даже когда противостоять, по сути, и не хотелось бы – вызывали чувство гордости за его, Семена Краснова, женщину.

Ну, ладно. Пока не его, но… Кто его остановит?

Краснов улыбнулся, оделся и, насвистывая, пошел за завтраком. Когда он вернулся, Дуня сидела, одетая в свою одежду, которую он лично накануне отдал в прачечную.

– На завтрак яйца-пашот. Колбаски и кофе.

Дуня как-то странно на него посмотрела.

– Яйца-пашот – мои самые любимые.

– Да, я в курсе. Поэтому их приготовили именно так, – поддразнил, с жадностью наблюдая за ее реакцией. Та закусила губу – все еще шершавую после того страшного происшествия. Или, как знать, от его поцелуев? Помешала ложечкой кофе и медленно подняла рыжие длинные выгоревшие на кончиках ресницы.

– Не знала, что повара в армии делают скидку на вкусовые предпочтения солдат.

– Их и не делают. Ты – исключительный случай, Дуня.

– Потому что я не солдат, а вынужденная пленница? – попыталась свести все к шутке.

– Нет. Потому что к тебе неравнодушен самый главный здесь человек. Это злоупотребление служебным положением в личных целях.

– Мне уже начинать бояться за нашу родину? Или ты все же нечасто им злоупотребляешь? – пряча глаза, Дуня демонстративно дурачилась.

– Только в исключительных случаях, – покаялся Краснов, погладив ее по щеке. Дуня зажмурилась. Будто это касание доставляло ей не меньшее наслаждение, чем ему. Помимо воли потерлась о его пальцы. И потянулась… Потянулась в ожидании поцелуя. А он взял – и отстранился. Потому как пока не время. Дуня должна изголодаться по нему так же, как он по ней. Нет! Больше… Чтобы она засыпала с мыслью о нем и просыпалась. Чтобы выбросила из головы ересь о свадьбе с другим. Чтобы ни о чем и ни о ком, кроме него, не мечтала!