– Ставь ящик сюда, – капитан расстелил газетку на столе в углу (это была, как ни странно, Пионерская правда), – а вы садитесь вон туда.

И мы уселись на ряд стульев вдоль стенки без окон.

– А теперь рассказывайте все подробности, – капитан вытащил пачку Родопи, вопросительно посмотрел на Зину, та кивнула, а я вышел на первый план и в очередной раз пересказал ему сагу про теннисную тренировку, прогулку к Реке и развалины Американского посёлка.

Капитан выслушал всё это с серьёзным лицом, потом забычковал родопину в пепельнице и произнёс следующее:

– Специалист из областного Гохрана уже едет, скоро здесь будет, а мы пока перепишем все ценности.

– Так чего переписывать-то, – встрял я, – всё давно переписано – вот здесь.

И я протянул ему уже немного замусоленный тетрадный листочек с описью.

– Хм, – задумался капитан, – ну давай пройдёмся по твоему списочку… с карандашиком.

И мы все вместе сгрудились возле стола с ящиком, я начал вынимать из него монеты, а остальные хором считать. На это увлекательное занятие у нас ушло наверно с полчаса, после чего в дверь постучали.

– Входите, – крикнул капитан, – не заперто.

Вошёл абсолютно лысый товарищ, но с бородой и с усами, одет он был в строгий костюм и даже с галстуком, невзирая на июль месяц.

– Моя фамилия Абрамович, – с порога сказал он, – я старший оценщик областного отделения Гохрана.

– Очень хорошо, – отозвался капитан, – тут вот товарищ ээээ… Малов с товарищем Проскуриной обнаружили закопанный в земле клад…

– В стене он был, тщ капитан, а не в земле, – поправил его я.

– Замурованный в стене клад, – продолжил тот, – и сдали его, так сказать, государству в лице меня. Надо запротоколировать и описать всё, как положено.

Абрамович согласно кивнул, никак не выразив своих эмоций (ну подумаешь, клад нашёлся, да мы в них, как в сору, роемся, в этих кладах) и прошёл к столу.

– Попрошу посторонних очистить помещение, – строго сказал он, глядя на россыпи монет и бижутерии.

– Это кто тут посторонние? – поинтересовалась Зина.

– Клад кто нашёл? – продолжил командовать оценщик, – вот они пусть и остаются, а остальным тут делать нечего.

––

Вышли мы с Леной из этого дома часа через два, основательно замученные. Зина с Мишей нас естественно не дождались, так что домой нам пришлось добираться на рейсовом автобусе типа Икарус. Напоследок я успел шепнуть Зине, чтобы они ничего не печатали без нашего добро, она, кажется, это поняла и приняла.

– Ну вот мы и разбогатели, – грустно сказала Лена, подпрыгивая на ухабах на заднем сиденье автобуса.

– Во-первых, – ответил ей я, – пока ещё нет, в Москве всё это проверят десять раз, возможно, что и фальшивым что-то окажется, во-вторых, деньги нам в лучшем случае через месяц перечислят и на сберкнижку родителей, свою мы только через год сможем завести. Ну и в-третьих – а чего таким грустным тоном-то? Что-то не нравится?

– Да всё не нравится, – отвечала она, – на нас теперь, как на богачей смотреть станут, надо это?

– Так я же специально ввернул пункт, что мы кучу бабок на реставрацию отдадим, – напомнил я, – так что будут смотреть, как на богачей, но справедливых и нежадных… родителям поосторожнее про это дело рассказывай.

– Может я им ничего пока говорить не буду… а скажу завтра-послезавтра, когда статья в газете появится, – с надеждой посмотрела на меня она.

– Правильное решение, я тоже пока промолчу. А уж завтра будем отдуваться по полной программе. Кстати завтра же у тебя смотрины в театральной студии, не забыла?

– Да помню я, помню… вместе с Сёмой Босовым будем просматриваться.