Хранитель смиренно выслушивал доброхотов и даже делал так, как ему говорили, но, не смотря на это, всякий раз возвращался во дворец с новым отказом, давая придворным повод для очередной волны сплетен и веселья.

Сегодня Тамал опять пойдет к Северным воротам. Он уже уведомил о своей отлучке визиря и получил свою порцию наставлений от услышавших об этом ухмыляющихся стражников.

Он даже купил по их совету безумно дорогую заморскую пастилу из абрикосов, уложил ее в изящную шкатулку и завернул в тончайший шелк вместе со стихами, мастерски выведенными на небольшом листочке настоящей гуйланской бумаги.

***

– Что-то ты сегодня, Тамал, совсем быстро вернулся. Неужели Заре не понравился абрикосовая пастила? – Великий султан Нузара Шафар слегка улыбнулся понуро стоящему перед ним хранителю.

– Увы, мой повелитель. Дело оказалось вовсе не в пастиле… Моя красавица рассердилась из-за стихов.

Шафар улыбнулся еще шире.

– Стихов? Вот как? И что же ты ей такого написал? Сам сочинил?

– Нет, владыка, не сам. Я преподнес Заре одну из жемчужин пера Кархи Джерзегского. Нашел в твоей библиотеке его творения в переводе на нузар.

– Забавно… – Шафар прошел вглубь комнаты, сел на обитый лазурным шелком диван и взял кисть винограда со стоящего рядом мозаичного столика. – Так что же пришлось не по нраву прекрасной Заре? Прочти мне, что ты ей написал.

Тамал поклонился, печально вздохнул, подошел к султану на несколько шагов и начал:

– Ее глаза на звезды не похожи.

Нельзя уста кораллами назвать.

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И жесткой проволокой вьется прядь… 1

Громкий смех Шафара прервал исполнение нетленных стихов Кархи Джерзегского. Смутившись, Тамал замолчал и немного покраснел.

Султан вытер ладонью проступившие у него от смеха слезы.

– Ох, спасибо тебе, хранитель слова! Ты развеселил мою душу в этот полный забот день. Вот, возьми кольцо в награду!

Когда склонившийся в благодарном поклоне Тамал принял драгоценный дар, султан с улыбкой продолжил:

– Ты хорошо знаешь книжную мудрость, данзеец. Но ты совсем как ребенок в делах любви. Разве можно говорить женщине, чье сердце ты хочешь покорить, о том, что она некрасива? Она тебя прогнала? Правильно сделала! А были бы у нее братья, они бы тебя за такие слова в ковер закатали да палками отходили. Вот я бы так и сделал, если бы кто только посмел хоть слово про сестру сказать. И это в лучшем случае. Я подумываю, а не выдать ли мне Гюзель замуж. Попробовал бы кто из будущих женихов даже помыслить о ней без должного уважения!

Смущенный хранитель еще раз поклонился.

– Все так, владыка. Ты, конечно, прав. Как всегда прав. Там, в стихах, еще было продолжение. Но Зара уже не стала его слушать. Просто обругала и выставила меня за дверь.

Султан снова расхохотался.

– Это, пожалуй, стоит еще одного кольца! Держи, Тамал! Повеселил ты меня сегодня на славу! А теперь – к делу. Мне нужно написать пару депеш.

***

Из покоев султана Тамал вышел, пошатываясь, только поздно вечером. «Пара депеш», которые намеревался продиктовать ему Шафар, на деле обернулись десятком очень подробных писем, несколькими набросками длиннейших указов, а также приказом казначею рассчитать, сколько золота и алмазов смогут увезти девятнадцать верблюдов в качестве приданого принцессы. Потом владыке вздумалось зарифмовать свои мысли на тему игры света на рубиновых ягодах спелого винограда…

Когда султан после всего этого объявил, что желает составить еще одно письмо, хранитель слова без сил рухнул перед ним на колени и взмолился о пощаде.

Шафар в ответ только удивленно поднял брови.