Юля

Дядя Руслан остановил машину неподалеку от главного входа в высокое здание песочно-желтого оттенка со множеством стëкл. Моя элитная школа, состоящая из трех корпусов, по-прежнему стояла на месте. Жаль. Всё лето ее не видела и не видела бы столько же! Но увы, мы снова встретились. Не знаю, кто в этом году доконает кого больше.

С грандиозного сегодня начинался он — девятый класс под неизменным руководством Валентины Генриховны.

Она самая требовательная, самая жесткая и самая бесчувственная учительница. То, что суровая женщина редко «карала» меня за оценки в отличие от других — явно заслуга отца. Перед ним классная испытывала трепет, поэтому зачастую прощала его дочери некоторые проблемы с успеваемостью.

Но одноклассники — это одноклассники. Они не разделяли учительского признания местного модельера. Правдоподобная игра Валентины Генриховны «никаких любимчиков» не впечатлила их, а отношение ребят ко мне продолжало оставаться, мягко сказать, недоброжелательным. Камень нашего преткновения — моделлинг. Кто бы сомневался?

Да, я модель, но в обычной жизни не носила брендовых вещей, высокомерно не задирала голову, не размахивала купюрами перед чужими носами, хотя могла бы, и не диктовала, кому как одеваться за пределами школы. Валентина Генриховна часто выводила нас куда-нибудь целым классом. Ей нравилось «приобщать молодежь к прекрасному», и у меня выпадало много возможностей, чтобы проявить «мнение модели». Никогда не говорила всеми ожидаемую фразу: «Сними это. Сейчас в моде...». Не высмеивала безвкусно одетых девочек или мальчиков. Одноклассники сочли мою тактичность слабостью. Не было бы обидно, было бы смешно. Раз я не примерила роль тиранши серой массы, то эта серая масса взялась тиранить меня.

Где логика — непонятно. Понятно лишь одно — покой в школе не писан. В ней, словно в террариуме: не съешь ты, съедят тебя. Не знаю, каким чудом продержалась восемь лет, ни к кому не прибиваясь и, по возможности, обороняясь. Я не сдавала обидчиков, избегая клейма «папинкина дочка». Сделала глубокий вдох, а затем выдохнула.

— Все будет хорошо, — неожиданно приободрил меня водитель.

Коротко ему кивнула и отстегнула ремень безопасности.

— Я тоже не любил школу, — вдруг признался мужчина, — ты справишься.

— Угу, — неуверенно произнесла в ответ, после чего покинула авто.

Подавляя дрожь, машинально выпрямила спину да с идеально ровной осанкой отправилась в класс. Издержки профессии. Что поделать?

Макс

В школе практически ничего не изменилось. Так, обновили покраску стен, подмазали везде старые трещины, побелили потолок, вымыли с учениками на подработке все, что только можно перед началом нового учебного года.

Остальное прежнее — скрипучие двери, частично аварийная мебель, особенно лавочки в коридорах, жалюзи, к которым страшно прикасаться, потому что могут упасть прямо на голову, старые стенды, пережившие не одну пару шкодных рук. Не знаю, куда смотрела комиссия, но дела всё так же не очень.

Внешне здание — конфетка, а внутри словно доисторическое сооружение. Доски для учебы вообще чуть ли не музейный артефакт. Одним, наверное, чудом они продолжали дальше висеть на стенах.

Несмотря на плачевное состояние школы неожиданно уловил странное чувство, будто наконец оказался дома. Рассматривая на стенах праздничные плакаты «С днем знаний!» вперемешку с колокольчиками, невольно погрузился в ностальгию. В бегущих мимо учеников не всматривался. Перед глазами всплывали кадры из прошлого. Мне здесь было хорошо. А теперь за это «хорошо» придётся побороться. Чутье редко подводило.