На пятом бокале, когда в бутылке вина почти не оставалось, а Абагэйль распевала счастливые песни под аккомпанемент скрипки, на которой играл Рикиши… и которую достал из своей сумки…

До меня дошло… Нет, не вино, а мысль! Мысль о том, что раз я – тут, за Алису, а Алиса – там, дома… То, значит, она или в монастырь, или за этого… ну типа этого свифта не блинского?!

И… ик… Какая бы Сонола змея ни была, но неужели позволит без борьбы спихнуть родную дочурку в неблинские дали?! Значит… Значит, что… Что я опять ничего не понимаю!

То есть Рикиши мне выдан не как методичка, а как… Как кто? Как вражина последняя, чтобы гадость ваять на каждом углу? Чтобы я вылетела из академии? Ик…

Я потрясла головой, резко трезвея.

Так, зачем это Соноле, если она сама сделала все, чтобы я сюда поступила? Правда, при этом забыла предупредить о куче важных вещей. Но ведь какая удачная идея с потерей памяти, объясняющая кучу моих лаж и то, что я порой элементарных вещей не знаю и знакомых людей не узнаю… И…

Тут предпоследние алкогольные пары покинули мою голову. Меня зазнобило, да так сильно, что я вцепилась в диван, чтобы два веселящихся собутыльника не заметили, как у меня руки трясутся.

Про потерю памяти Алиса рассказывала ДО последнего заваленного ею экзамена. ДО! Ее сначала объявили больной, а потом отправили на экзамен, который она успешно завалила.

В голове снова зазвучал голос строгой дамы из приемной комиссии: «Я думала, случай с болезнью и комой выдуман леди Сонолой, но теперь верю, что на предпоследней сдаче вы, действительно, были немного не в себе».

Алиса УЖЕ была не в себе… УЖЕ… ДО… Заранее… Или не была, а Сонола сразу после провала на экзамене про потерю памяти и болезнь выдала, для подстраховки? То есть семейка Тарнизо отправляла Алису на предпоследний экзамен, уже зная, что для нее он станет последним? Давали ей последний шанс или были уверены, что завалит?

Неожиданно маленький нюанс – до экзамена Сонола сообщила о болезни и потере памяти у Алисы или после – стал для меня очень–очень важным. Кажется, я нащупала ходовой конец, но пока что все окончательно запуталось в моей бедной головушке. Вот совсем и окончательно. И вообще, пора уже, наверное, спать ложиться? А то завтра будем как огурчики… маринованные.

Хотя сначала бы неплохо прогуляться и подкрепиться.

– Эй, конец веселью, идем на борьбу с похмельем! – объявила я, и, схватив отвратительно трезвого Рикиши под руку, потащила его на выход. Абагэйл вцепилась в моего нетопыря с другой стороны. Мы почти без жертв спустились с лестницы, благодаря все тому же Рикиши. И продефилировали в сторону столовой чинной походкой прогуливающихся благородных леди, разве что слегка пошатывающихся… так это нас подготовка к экзаменам ушатала!

Спрашивать, не против ли Абагэйл присутствия за столом нетопырей, после того как с одним из них она распевала куплеты не совсем приличного содержания, я посчитала излишним. Единственное, помня о том, что Рикиши невидим для тетеньки на раздаче, пришлось самой потыкать в еду для себя, бабы со мной и того парня. Потом мы долго уговаривали Абагэйл съесть хоть немного… ну хоть совсем чуть–чуть… ну хоть ложечку за папу и ложечку за маму. Услышав про «ложечку за папу» Абагэйль снова чуть не разрыдалась, и объявила, что папа у нее прекраснейший человек и единственный, по кому она уже соскучилась… кроме сестры. А еще бабушка у нее отличная! Правда, стерва редкая! Про стерву было сообщено громким шепотом, но при этом на нас никто даже не обернулся, хотя народу в столовой было раза в два больше, чем утром.